1.Ромашка
Стояла студеная рождественская ночь. Луна освещала своим равнодушным светом старое кирпичное здание детского дома "Ромашка". Облитые льдом деревья стояли вокруг него ровными рядами, на толстокором снегу чернели узкие детские следы и полосы от колес грузовика. За большим лобастым окном второго этажа стояла маленькая светловолосая девочка и молча смотрела на залитую лунным эфиром детскую площадку. Ей нравилось размышлять, особенно, когда никого не было рядом; нравилось смотреть на неподвижные предметы и мысленно шевелить их: «А что было бы, если бы ветер вдруг захотел покататься на старых качелях – сколько было бы скрипу! А если бы молодая березка, которую Маша ласково называла Маруся, сейчас бы встрепенулась как живая и освободилась бы от ледяной корки – с каким звоном и блеском разлетались бы вокруг ледяные иглы!..»
– Машенька, ты опять не спишь? – окликнул ребенка шепот дежурной воспитательницы.
– Да что-то не хочется, Галина Викторовна, – ответила девочка, не поворачивая головы.
Они были знакомы уже несколько месяцев. Около года назад ее мама удачно вышла замуж за красивого и состоятельного ресторатора и переехала жить в теплую и благоустроенную страну. Мамина жизнь наконец «наладилась», и только одно обстоятельство должно было смущать уже не молодую, но полную сил и обаяния женщину – и этим обстоятельством была Маша… Но мама девочки была очень дипломатична, она умела договариваться с людьми, с ошибками прошлого – и легко нашла язык со своей возмущенной совестью. История их расставания началась три года назад, когда девочка была еще совсем маленькая и женщина начала свои поездки за границу на заработки. Они не виделись по три-четыре месяца, но это можно было терпеть, когда двух людей соединяла любовь.
Поначалу мама приезжала радостная и с подарками. Не могла наобниматься со своей тихой и кроткой дочуркой. Вечера напролет они сидели вдвоем под теплым мохнатым пледом, и женщина, прижимая к подбородку маленькую светлую головку, тихо шептала на ушко: «Нам сейчас трудно, милая, но мы все преодолеем потому что мы сильные и потому что мы вместе». Маше очень хотелось тогда, чтобы такие вечера никогда не заканчивались, но детские глазки закрывались, и она засыпала. Малышка слышала родной голос где-то далеко и знала, что это – голос матери, и этот отдаленный шепот был лучше самых волшебных снов.
Со временем женщина стала приезжать реже. Аппликации и игрушки из крашенного картона, которые Машенька готовила с бабушкой к ее приезду, поначалу вызывали у женщины слезы умиления и благодарную улыбку, но со временем стали лишь раздражать и будить жгучее чувство вины, без которого было на много лучше. Маша слушала нервные разговоры на кухне и видела, как за непрозрачным стеклом в маленькой, освещенной тусклой лампочкой, комнате металась фигура матери. После этих разговоров бабушка пила какие-то капли с резким запахом и много таблеток. Затем она медленно садилась в старое мягкое кресло и подолгу сидела перед телевизором, устремив мутный от слез взгляд куда-то далеко-далеко. Может в прошлое, может в будущее, а может – в какой-то потусторонний мир. И вот пришел дождливый весенний день, он был такой же как и все дни, почти такой же. С утра мама бегала по квартире, смеялась, шутила, плакала, а бабушка стояла неподвижно, прислонившись к дверному косяку, и за весь день не проронила ни слова. Предвкушающая счастье женщина села на корточки и прижала к своей надушенной кукольной голове головку ребенка. «У тебя все будет хорошо, ты будешь сильной и счастливой, потому что ты – такая как я». Она поцеловала девочку в губы сильным долгим поцелуем. Но почему от этого поцелуя стало так больно и холодно? Он буквально обжег нежные губы девочки, и в сердце пахнул какой-то морозный воздух. Стало страшно. Женщина ушла из квартиры, цокая каблуками, укатив с собой увесистый чемодан – в том чемодане было много дорогостоящих вещей и их не воплотившееся совместное будущее. Маша не плакала. К тому моменту она слышала от женщины только упреки и придирки. В квартире появилось много маленьких правил, которые ребенок не мог ни запомнить, ни выполнить, – так что укатившийся чемодан с совместным будущим не расстроил чувства девочки. Маленькое большое сердце чувствовало, что что-то в этом всем неправильно. После этого она начала собирать все свои игрушки в большой комнате, обнимать их и говорить, что она никогда их не бросит, что бы ни случилось. Особенно девочка любила блестящий пластмассовый кактус в пластиковом горшке. Его звали Жорик. Днем он нес вахту на кухонном окне, а по ночам, но только когда он вел себя хорошо, спал рядом с Машиной подушкой. В такие дни он был первый, кто встречал ее взгляд утром, и последний, с кем она прощалась вечером. Когда однажды бабушка решила выкинуть его потому что пластик вреден для детей – Маша ужаснулась от одной этой мысли. «Мы с ним доверяем друг другу, а это значит он не может причинить мне вред, и вообще – в жизни есть вещи намного вреднее – например выкинуть из жизни что-то дорогое, друга, скажем». С тех пор он спал рядом с Машей каждую ночь, потому что девочка боялась, что заботливая, но хитрая бабушка отправит его в мусоропровод, малышка будет спать. Машенька жила с бабушкой еще несколько месяцев, а потом однажды утром ее бабушка не проснулась. Девочке сказали, что ее больше нет, помогли собрать вещи, и, спустя несколько дней, она оказалась в «Ромашке».
Маша c опаской и интересом рассматривала новое место. Тут было не очень-то приятно: по коридорам бегали незнакомые дети, и девочке казалось, что смотрят они на нее не дружелюбно. За окном было много деревьев и свежего воздуха, что немного разбавляло общее впечатление. Веселые, но глупые рисунки на стенах перемежались с незнакомыми закутками и лестницами, которые только предстояло исследовать. Так она осматривала небрежно окрашенные стены – как вдруг одна мысль заставила ее сесть на пол прямо посреди коридора и зарыдать. Она задыхалась от плача, и ей казалось, что жизнь ее кончена, и она сейчас умрет. Горе усугублялось тем, что девочку никто не спешил утешить… Впервые в жизни ей пришлось успокоиться самой. Она потом много раз вспоминала этот момент и думала о том, как важно расстроенному человеку простое сочувствие, как важно знать, что ты не один – особенно когда тебе грустно. А причиной слез был забытый в прежней квартире Жора. Игрушечный друг, привезенный мамой из первой заграничной поездки, жил с ней так долго, и значил так много – а она предала его, как и все свои игрушки. Она была ни в чем не виновата, но как объяснить это сердцу, которое потеряло друга. Когда они впервые с ним познакомились, Маша была настолько маленькая, что надеялась увидеть, как Жора вырастет и станет взрослым кактусом, и прилежно поливала его через специальную дырочку. Жизнь научила Машеньку, что не все в жизни растет, а что-то даже уменьшается со временем, ну а пластиковый кактус с отверстием для водички остается прежним, даже если его поливать каждый день. Наверное потому, что он – игрушка, а игрушки не мечтают вырасти, в отличие от детей. Маша уже привыкла к мысли, что она не увидится больше с мамой, она еще не понимала, что значит «бабушки больше нет», но она отлично знала, что ее любимый друг стоит сейчас на окне на кухне за занавеской и хочет пить, а она гуляет здесь, в другом городе, и ничем не может помочь ему.
Со временем она подружилась с большинством детей и некоторыми воспитателями, но мысль о кактусе не покидала ее. О его существовании знал каждый ребенок и взрослый, входивший в здание приюта хоть раз. Был составлен и записан словесный портрет Жоры. Один бойкий мальчик с черными кудряшками даже нашел где-то мягкую зеленую игрушку непонятной формы, и подарил ее Маше, но это был не он, не Жора…и у этого мягкотелого существа не было дырочки, через которую его можно было бы поливать. Бойкого черненького мальчика поблагодарили и крепко обняли, но Жора найден не был. Кучерявый ребенок был немного младше Машеньки, но совсем не говорил – может, не хотел, а может, – просто не умел… Он подолгу сидел и смотрел на Машеньку, а девочка смотрела в окно и думала о Жоре, о бабушке и о том, что на нее смотрит чернявый мальчик, а на других не смотрит.
Не было дня, чтоб она не подумала о том, что кто-то, наверное, поливает е кактус вместо нее, а может – его никто не поливает и он засох. И она не могла решить, что лучше – чтоб его поливала чужая рука и он забыл о существовании прежней хозяйки, или чтоб он стоял «высохший» … Таковы люди, таковы девочки, что тут сказать, но Машенька была добрым ребенком и когда она видела чьи-то переживания она просто подбегала и обнимала человека. Она не спрашивала – что с ним, как ему помочь, она знала наверняка, что если человек плачет или злится, нужно просто подбежать и обнять, и если вдруг тебя начнут отталкивать, нужно стоять до конца и обнимать до последнего. Этой игре Машу научила бабушка, и у нее никогда не было проблем со сверстниками и взрослыми. Никто не стремился поссориться с Машей, потому что все знали: когда никто не будет догадываться о твоей грусти и печали, а ты будешь изо всех сил изображать веселье, к тебе вдруг подбежит добрая Машенька, обнимет крепко, и тебе станет легче и теплее. И ей ничего не нужно будет объяснять, не нужно будет даже благодарить, потому что она так же быстро убежит, как только ты вытрешь слезы или улыбнешься. Девочка не любила, когда ее благодарят: она сразу краснела, стеснялась и старалась спрятаться подальше.
Галина Викторовна часто плакала по ночам в тесной воспитательской каптерке. Ее муж Коля был из тех героев, что регулярно сражаются с зеленым змием, и часто приходил домой настолько уставшим от битв, что практически не мог говорить… Воспитательница тогда менялась с подругами на ночную смену, где могла поплакать о своей жизни и поругать судьбу… В такие ночи Машенька тихо выходила из большой длинной комнаты, где спали все дети, – и бежала по коридору в каптерку, распахивала дверь и кидалась на шею Галине Викторовне. А потом женщина оставляла девочку у себя и иногда позволяла подольше поспать, а сама сидела рядом и любовалась милым спящим ребенком… Это была любимая Машина воспитательница, потому что она говорила от души, без назиданий. Она тоже любила девочку и мечтала, о том, что ее непутевый герой Коля оставит свою борьбу, и они удочерят эту прекрасную светловолосую девочку. Но о каком совместном счастье можно думать, когда дома живет этот подлый и прожорливый зеленый змий… Так что эта мечта то становилась целью, то растворялась в тумане сомнений и препятствий, но она жила в сердце чуткой и доброй женщины. Она знала машину историю, и ей хотелось своими руками исправить «законы вселенной», которая, как ей казалось, с одинаковым холодом смотрела на судьбы их обоих, и подсовывала вместо хлебов – камни, а вместо рыбы – змей.
Маша была чувствительным ребенком с глубоким мягким взглядом. Она удивительно хорошо чувствовала печаль других людей, и ей казалось, грустный человек – он как поломанная игрушка. Главное – найти способ его починить, и тогда у расстроенного снова начнется чудесная жизнь. Ее собственная судьба была очень грустной, но она никогда не думала об этом, и казалось, даже не подозревала… Малышка была уверена, что может исправить всю печаль на свете. А добрую взрослую тетю Галю девочка чувствовала особенно сильно…
Галина Викторовна коснулась хрупкого детского плеча:
– О чем ты думаешь, Машенька?
– Я скучаю по Жоре… А вы?
– А я – о Коле.
– Видно такая она – женская судьба: думать о Жорах, Колях, Васях и переживать за них, – по-взрослому заявила малышка.
Маша резко повернулась и обняла женщину: …им было, о чем переживать. Где мог находиться пластиковый кактус – не знал никто, где находился Коля – не знала добрая взрослая.
– Ах, если бы Жора нашелся – я бы радовалась этому всегда, – подумала она почти вслух.
У воспитательницы были совсем другие заботы. Вот уже две недели, как семейная жизнь ее наладилась, и зеленый змий больше не заглядывал в их квартиру. Но сегодня Коля не отвечал на звонки! Когда ты ждешь чего-то, что почитаешь почти за чудо, – то самые большие переживания рождает именно последняя минута перед его свершением. Вот и Галина Викторовна чувствовала, что судьба может быть хочет ей улыбнуться, но ведь сегодня Рождественский сочельник, и сегодня каждый может совратить ее милого податливого Колю с пути истинного, а дальше все пойдет по заранее известному сценарию. Хоть бы он выдержал! Много беспокойных мыслей роилось в голове воспитательницы. Так и лежали две прижавшиеся друг к другу тени посреди пустой комнаты, посреди пустой Земли, и не было на планете никого, кто бы понимал друг друга лучше, чем они… Ну, может, еще яркая звезда на бездонном пустом небосклоне понимала их.
- Кактус
Заходящее солнце освещало высокие горы. Это не были каменные горы или горы песка – это была городская свалка. Заледенелые горы мусора, уходящие за горизонт. Да-да, друзья мои, наш рассказ завел нас на городскую помойку. Именно здесь обитал Жора последние несколько месяцев. Его «ручки» и пупырышки выцвели, и он совсем забыл, что такое вода и как это - пить. Он примерз сейчас к какой-то ржавой кастрюле и не вырвался бы из ледяного плена до весны, если бы пролетавшая мимо ворона не «покусилась» на его зелень и не ущипнула его больно за бок. Но как только ей стало ясно, что он пластиковый (а вороны считают пластиковые вещи бесполезными и не живыми) – она бесцеремонно бросила его, и чуть не отбила краешек оранжевого горшочка, к которому он крепился. Кактус Жора был необычным кактусом. Он состоял из ствола, двух веток-отростков, горшочка и пары широко раскрытых удивленных глаз. В лучшие свои времена он блестел и переливался на солнце каждой пупырышкой, но сейчас многомесячная пыль покрывала его хрупкое тело, и, если бы он увидел себя в зеркало, он бы очень расстроился. Благо, на свалках нет зеркал. Там вообще нет ничего, кроме гор вонючего мусора, который люди почему-то договариваются выбрасывать именно в этом, а не в каком-то другом месте. Ну а уж если уж они начали что-то портить, их не остановить. Пока прекрасный пейзаж не превратится в гору, на которую с трудом может забраться пыхтящий грузовик, они будут складывать здесь то, в чем больше не нуждаются. Так, во всяком случае, говорил дядюшка Капитал – старая книга с обожженными и вырванными страницами. Он был настолько стар, что иногда замирал на полуслове и не мог вспомнить предложение. Всем тогда становилось понятно, что эта страница из него вырвана. Сам ли он вырывал эти страницы или какой-то сорванец сделал из них оригами – неизвестно, но дядюшка Капитал утверждал, что у людей, как и у книг, – тоже есть страницы, они могут их переворачивать, вырывать и зачеркивать. По вечерам, когда игрушки, книги, блокноты, письма и все те, кто скучал по людям, собирались вместе у старого скрипучего холодильника – деда Арарата, – серьезный и деловитый дядюшка Капитал рассказывал о своей молодости, когда он служил в библиотеке одной из главных книг. К нему тогда приходило много людей советоваться по разным вопросам. Некоторые переписывали из него целые страницы. Так было до того, пока к ним в библиотеку не подселился молодой и амбициозный ксерокс. Он вместе с людьми издевался над бедными фолиантами, варварски копировал все, что ни попадя и рвал нещадно толстые книги… Но, хоть он и был молодым и амбициозным, – он не знал абсолютно ничего и малость попахивал какими-то неприятными химикатами. Мало кто знает, что когда ты садишься читать книгу, то книга в это время читает тебя. Дядюшка утверждал, что встречал людей, в которых почти не было страниц, в некоторых были одни рисунки, а в некоторых было много листиков и все они были пусты…
С наступлением зимы многие игрушки примерзли и не могли собираться по вечерам. А Жоре так хотелось поговорить с кем-то… Возле дедушки Арарата он нашел только запылившегося дядю Капитала и трехногую собачку Чину. Это была лохматая веселая болонка. Она не лаяла, потому что батарейки в ней сели несколько лет назад. У нее никогда не было хозяина. В огромном магазине, в котором она прожила всю свою сознательную жизнь, маленькие детки подходили, брали ее на руки и гладили, но в след за ними подходили взрослые, подносили к глазам бирку, прикрепленную к задней лапе, и говорили, «Сына, это же Чина, давай выберем что-то поприличнее, мало тебе в доме мусора?» Когда народ расходился, и шум стихал - Чина ночами напролет смотрела в потолок и думала, почему «Чина» — это плохо? Почему она – это мусор? А иногда люди называли чиной большого желтого динозавра, лежавшего по соседству. Тогда она совсем недоумевала, и думала, что должно быть Чина — это фамилия. Но этот горбатый, мягкий динозавр, похожий на пакет с песком не был похож на ее брата. Она стеснялась его спросить об этом, а потом динозавра купили…
Так она лежала и пылилась, пока в один из многолюдных зимних дней маленький вредный мальчик не вцепился ей в лапу, и когда продавец попытался отнять мягкую игрушку – лапа оторвалась. Мама мальчика его больно шлепнула и закричала, мальчик расплакался, и даже извинился перед порванной игрушкой, – но извинения редко склеивают то, что было порвано, и это не вернуло собаке лапу. Чине было обидно оттого что ее после этого выкинули в большой душный бак, хотя она была ни в чем не виновата. Вдвойне обидно ей было оттого, что она видела, что мальчик улыбался, глядя на нее. Ее лохматая голова не могла понять, как можно отрывать лапу тому, кто тебе нравится. Уже когда ее выгрузили на мусорную кучу, она заметила, что ей оторвали именно лапку с биркой, и теперь она не могла никому доказать, что она Чина, а в игрушечном обществе очень важно иметь бирку, доказывающую что ты не верблюд или желтый дракон, а «Собака. лохматая. Чина.» – ведь без бирки это совсем не видно…
Так они сидели вместе с дядей Капиталом и Жорой, смотрели на темнеющее небо, думали каждый о своем и грелись внутри распахнутого холодильника, который защищал их от ветров. Как вдруг кактус Жора запищал странным растительным голосом – дядя Капитал, дядя Капитал!
– Что тебе, беспокойный мексиканец? - Неторопливо зашевелил листами толстый переплет.
– Ты говорил, что у людей тоже есть страницы, как у тебя?
– Да, и что же?
– А лиловый воздушный шарик мне несколько недель назад насвистел, что у людей есть бирки как у игрушек, и они показывают их всем, чтоб доказать, что они люди и что они существуют…
– Не исключено, что так и есть…
– Нас здесь бросили потому, что мы больше не нужны людям?
– Увы, они так считают.
– А вдруг есть люди, которых бросили? Люди, которые не нужны людям? Может их бросили даже игрушки и книги?
Последняя реплика вызвала бурю возмущения у дядюшки Капитала. Игрушки и книги не способны на такое, а вот люди... Некоторые из них способны на ужасные вещи. Это подтвердили Безголовый Трансформер и Бывший Пеликан, которых прибил к стенке холодильника порыв холодного ветра.
– А что если брошенным людям и брошенным игрушкам, и книгам найдется, о чем поговорить?! А что если мы нужны им, что это значит? Это значит, что нам не место на свалке, потому что это пристанище бесполезного хлама, а мы можем еще приносить кому-то радость, ведь мы же созданы именно для радости, а не для бесцельного лежания в пыли и грязи… Значит очень просто выбраться отсюда? Просто нужно найти того, кому ты необходим…
В рассуждениях потертого мексиканца было что-то новое, что-то дающее надежду. Это были слова, которые все так хотели услышать. Ведь все и всегда хотят знать, что они кому-то нужны. Что где-то кому-то без них скучно… И кактус Жора знал, что где-то без него скучает Маша. Он не верил, что она бросила его. Ни на мгновение не сомневался, что когда она наливала в него воду, а потом выливала через специальное отверстие в раковину, то это было важно не только для него, Жоры, но и для Маши. Она не могла… Просто что-то произошло, и она не смогла забрать его с занавешенного кухонного подоконника.
– Все это прекрасно, но как мы найдем этих брошенных людей?
– Нам нужно найти того, кто знает дорогу и способ добраться туда – возгласил мудрый Капитал.
План побега со свалки обрастал новыми идеями. Нужно подключить Трактора Борисыча, сказал Безголовый Трансформер, он всегда подмигивает Чине своим желтым глазом, когда проезжает мимо. Он нас любит, и мы сможем договориться.
– И кто только назвал тебя Безголовым, ты же просто умница! – похвалил Трансформера кактус Жора.
Чина побаивалась большого и шумного Трактора Борисыча, но иногда по вечерам соглашалась покататься в его большом просторном ковше вместе с друзьями из холодильника. Он был очень важный, и работал с людьми каждый день. Они часто кричали: «Борисыч, левее бери, плохо зацепил, не ровно», и Борисыч старался разровнять мусор так, чтоб по нему можно было ходить и ездить. Ему нравилось работать с людьми, но некоторые из них тоже были героями и иногда боролись с зелеными змиями. Иногда они так уставали, что еле держались на ногах, тогда Борисычу вообще не нравилось с ними работать. Иногда они даже брали его с собой в ларек, и ему после трудового дня приходилось ночевать где-то вдалеке от свалки в компании уставших героев.
И так, с транспортом мы разобрались. Теперь нужно было узнать адрес, куда свозят ненужных людей. Не нашлось лучшей идеи, как обратиться к Стёпке Журналову. Стёпка Журналов любил блеснуть эрудицией и похвастать тем, что знает многих знаменитостей, телефон скорой помощи, и сколько букв в слове собака. Один раз он поразил всех рассказав биографию дедушки Арарата. Он знал о нем почти все. В каком году он родился, сколько стоил и когда был снят с производства. Дедушка Арарат тогда весело захлопал дверцей, и после этого всегда давал приют Стёпке в своей просторной камере…
Сейчас же эрудит лежал, примерзший, неподалеку, и они отправились к нему всей компанией. Он весь слипся ото льда, и даже не шевелился на ветру. Его красивая синяя лента, которой он был перемотан поблекла и растрепалась…
– Что же делать? Он не может говорить! – спросил бывший пеликан.
– Нужно подышать на него – ответила незадачливая Чина.
– Игрушки не дышат и, тем более, не могут согреть дыханьем – скептически заметил дядя Капитал.
– Игрушки не дышат, игрушки никому не нужны, теперь нужны только компьютеры – надоело мне это все. А я верю, что мы сейчас отогреем его – залепетал Жорик.
И они начали дышать на Стёпку. Сначала только Чина и Жора, потом подключились и Безголовый Трансформер, и Бывший Пеликан. Мимо шла строем рота пластиковых солдат разных цветов и размеров. Капитан приказал им остановиться и, услышав историю о побеге со свалки, приказал всем игрушкам дышать на Стёпу. То ли ветер в ту ночь был особенно сильным, то ли звезда на небосклоне была особенно волшебной, но всезнайка Степа зашевелил тихонько страничками, а потом и залепетал внятно – я знаю адрес, только возьмите меня с собой! Решено, едем вместе!
–Поселок Удача, детский приют… дальше строчка оборвана…
Приходилось рассчитывать на опыт всесильного Трактора. К Борисычу был послан Бывший Пеликан. Его звали «бывший» потому что его хозяин, рыжий мальчик Сеня Козявкин, бросал его своей собаке, а та приносила его мокрого и покусанного. Это была настоящая собака, а как известно настоящие собаки — это не самые лучшие друзья мягких игрушек… Она оборвала Пеликаше крылья, после чего Сеня торжественно, за обедом объявил семье, что раз у этого существа теперь нет крыльев – то оно не может летать, не может быть птицей, а значит он лишается звания Пеликана. Теперь он Бывший Пеликан, и отправляется на пенсию - а проще сказать – приговорен к сбрасыванию с балкона… Сеня был прав и мыслил логически, но он ничего не смыслил в птицах и полетах. Чтобы летать и называться птицей, совершенно не обязательно иметь крылья.
Пеликаша был самый легкий, поэтому его отправили на вершину пятнадцатиметровой свалки, он мялся и стеснялся, а потом скривил клюв, выказывая неловкость:
– Эх, мне бы мои крылья…
– Не дрейфь, пилот! С крыльями любая курица полетит, а ты, ты же стратегический Пеликан первого класса! Без поддержки с воздуха мы всего лишь куча пушечного мяса, в смысле кучка жженой пластмассы! – по-отечески подбодрил его капитан пластиковых солдатиков.
Пеликаша посмотрел с благодарностью на грозного военного, потом на освященные надеждой лица своих давних друзей, а потом зажмурился и стал ждать порыва ветра. Его не было так долго, что ему стало неловко, и когда он уже считал, что провалил поддержку с воздуха, в его искусственных перьях вдруг загулял ветерок, вот он стал сильнее, вот поймал поток и повинуясь несуществующим генам живых пеликанов – взлетел! И кто скажет сейчас, что он не настоящий, когда он взмывает над землей в потоке ветра? И какая разница, какой у него пух - искусственный или натуральный, если он летит и кружится над огромной свалкой и дед Арарат кажется ему с высоты маленькой микроволновкой. У кого теперь повернется язык назвать его «бывший»? Но прочь сантименты, у него есть задание, и он, как стратегический Пеликан, обязан выполнить его во что бы то ни стало. Зоркий птичий глаз наконец заметил вдалеке силуэт Борисыча и стал пикировать на него, но жестокий ветер играл со слабым и легким телом мужественной птицы. Минуты маневров показались пилоту вечностью, но он и не думал сдаваться, ведь от него зависела судьба друзей! Грозный ветер проникся уважением к настойчивости Пеликаши и бросил его с размаху о лобовое стекло Борисыча. Трактор завелся с полуоборота, задырчал с перепугу и, лишь выслушав рассказ и особую просьбу Чины, которую она просила передать – весело зафыркал!
– Удача? Поселок Удача? Знаю! Это же не далеко! Мой водитель иногда говорит: «Ну что, поехали на Удачу?», и мы мчим по полю, по бездорожью!
Радостный Пеликаша забрался в кабину через полуоткрытое боковое стекло, и они помчали к самому нижнему уровню свалки… когда они приехали, вокруг дедушки Арарата уже толпились заштопанные и полуслепые медведи, зайцы, коты, бесхвостый удав, целая стоянка автомобилей с оторванными колесами, и все они хотели одного – снова стать нужными, и все они верили, что еще смогут принести радость кому-то, ведь они были созданы для того, чтоб вызывать детские улыбки и смех. Им всем нашлось место в просторном ковше, и нужно было видеть, как огромный трактор груженый игрушками несется по заснеженному полю, подмигивая фарами телеграфным столбам… Ему было жаль расставаться с Чиной и ее друзьями, но намного важнее было помочь им снова обрести смысл жизни. Вдруг он закашлялся и остановился. В темноте Борисыч сбился с пути и совершенно не знал – куда ехать дальше…
- Чудеса
Ночь уже близилась к двенадцати, когда у воспитательницы зазвонил телефон. Она вздрогнула и быстро подняла трубку.
– Да, ты здесь? Сейчас? Ты… у тебя все хорошо? Хорошо в смысле хорошо, или в смысле слишком хорошо?
Она медленно опустила глаза на стоящего рядом ребенка и улыбнулась. Они спустились на первый этаж и открыли засов входной двери. Вошел Коля… Он был красиво одет и хорошо пах, в его руках было два пакета и сверток. В нем были цветы для Галины Викторовны, за которыми он ездил в город… Он улыбался и нежно смотрел на нее… Они втроем прошли в каптерку и выложили из кульков много вкусностей и несколько бутылок лимонада…
- Мы пьем ситро! – торжественно провозгласил Коля и засмеялся…
Как только стол был заполнен праздничной едой – раздалось фырчание и звон. Все встрепенулись. Когда они пришли в большую комнату, возле окна уже стояла большая толпа детей. Они кричали тыкали пальцами в стекло. Посреди двора стояла освобожденная ото льда Маруся, рядом, упершись в березку стоял светящий фарами трактор и урчал… Весь его ковш до верху был забит игрушками… Толпа мальчишек рванула на улицу. И засов на дверях показался им легким, и мороз не щипал босые ноги, они бежали со всех ног, и были вознаграждены. Никто не ушел без подарка, несколько недель после этого в детском доме сопящие дети старательно пришивали ноги, приклеивали головы и вырезали новые колеса, но самым счастливым вернулся с улицы чернявый мальчик. Он вошел в каптерку и стал возле двери лукаво улыбаясь и держа руки за спиной.
- Что ты нам принес, Гаврюша? – спросила воспитательница.
- Я принес радость. Маша, это тебе, возьми, – сказал Гаврила, и протянул девочке игрушку. Слезы струями хлынули из глаз малышки. Это был Жорик. Он, конечно, сильно похудел без заботы, высох совсем, но он был таким родным и ценным другом, и сомнений не было, это он.
– Спасибо, – ответила Маша и нежно обняла кусок бесценной пластмассы.
– Ты говоришь?! – всплеснула руками воспитательница, – ты заговорил! Впервые за два года он произнес слово!
Мальчик не слышал этих охов-вздохов. Он смотрел на Машу и радовался, что принес ей радость; Коля смотрел на счастливую Галину Викторовну.
– Меня зовут Гаврила, – сказал мальчик, и протянул Маше руку, но девочка не пожала ее, а прижала его к груди так крепко, что он едва мог вдохнуть. Когда Маша расцепила руки, Галина Викторовна наклонилась к Маше и спросила: «А ты не хотела бы пожить у нас в семье со мной и Колей?»
Маша вдруг перестала улыбаться и серьезно посмотрела в глаза женщине
– А как же он? – заплаканная девочка кивнула на сидящего рядом мальчика, который уже ел мандариновую кожуру.
Женщина замялась а потом засмеялась. И он тоже… Потом они обнялись впятером. Пятым был кактус Жора, он не понимал смысл разговора, а только радовался, что он снова нужен, и думал о том, что Трансформер не такой уж и безголовый, раз сказал Борисычу: «Когда не знаешь дороги, нужно ехать навстречу самой яркой звезде».
Иван Богданов. 07.01.2015
Посвящается Артему Шалимову
фонду помощи хосписам «Вера»
Волонтерской группе «in difference»
И всем людям, которые дарят свои сердца,
свои жизни и свои средства ближним