I. Raven’snoir. (Вороная тьма)
В могиле мрачною моей -
Лишь чёрная, густая грусть.
Всю вечность ледяных ночей
Провёл закопанным во грунт.
Моя душа отлита изо льда,
А тело же истлело в пепел;
Не стану воплоти я никогда
Лишь дымом буду в небе.
Телами всюду я бессмертен -
То крест и мука мне на век!
Я - жертва брака, муж я смерти,
Но был когда-то человек…
«Позволь минуту лишь взойти
К престолу её нежных ног!
Позволь побыть в иной плоти -
Лишь вот желание одно!» –
Молил Селену я однажды.
И вороном я нá ночь стал.
И, словно птицею бумажной,
Стремглав во тьме летал,
Ища тот кров знакомый взору.
Тогда был в юных я летах,
Не знал всевышние законы…
Моя любовная мечта
Исполненною стала в миг.
Но скупость бедная в речах
В устах моих застыла. В них
Она признанья не узнала…
На крик мой лишь окно закрыла.
И жуткой тьмы небесной зала
Печаль в мои вонзила крылья,
Разверзнув бездну предо мной
С одною тусклой лишь луной…
«О, жуткий страх! Господь, прости!
Проклятье гнусное сними!
О, кто б ты ни был, господин,
Слугой во век мне быть твоим,
Избаве лишь меня от рока!» –
Молил я Сатану и Бога.
Слова мои застала Смерть.
Отныне раб её, и впредь
Мне юношей любви покорным
Не стать, увы, для дамы сердца.
Теперь лишь призрака оковы
Гремят у затворенной дверцы
В цветущий, светлый, чудный мир,
Она где любит не меня…
И ныне грустью я гоним,
Не знаю солнца, света дня;
Лишь ночь и мрак, да темнота -
Моямогилаизольда.
II. Ray of Mary and sad Raven. (Печальный Ворон и Марии луч)
Вокруг таинственная ночь;
Мария очи притворила.
Лила Селена свет в окно,
А тень по комнате бродила
Безмолвными шагами всё.
И тюль качался на ветру,
Свеча шептала ей огнём,
Читая строки по листу:
«Скажи, кажи кого люблю!
Ко мне он пусть придёт
И птицею любовь споёт!
Придам гаданье я огню,
Оставлю маяком свечу -
Найдет меня он по лучу.»
И в ночь умчался тюль за ветром
С желаньем тайным и заветным.
А маячок горел в окне,
Дрожа лучом своим во мраке.
И Маша видела во сне
Свои гадания о браке…
Стремился юноша влюблённый
Над градом птицей вороной
В простор, объятый темнотой -
Он, вожделеньем окрылённый,
Летел к Марии Одинской.
Гоним он был о ней тоской;
Исполнен был внутри мечтами;
Водил он зоркими очами,
Ища знакомое окно:
«О, счастье, лучик! Вот оно!»
С, горящими во тьме, глазами
Хрипел на ветке слабо ворон;
И встала тень Марии в раме,
Прошлась во мраке сонным взором;
В тот миг погасла и свеча,
А дверца хладно затворилась…
И ворон жалобно кричал -
Его мечтанье растворилось.
«Она сидела при закате
Во льняном белом платье,
Смотрясь в озёрну, томну гладь,
Когда ночная густо мгла
Присела тишиной тоскливой.
А нету суженного всё.
Уста шептали суетливо:
«Приди же, счастие моё!
Приди скорее, не робей!
Я подарю тебе любовь
Во веке вечны наших дней!»
Но ночь растаяла в заре;
Любовь осталася вдовой» -
На спальном ложе, на одре
Марии сон прямой молвой
Казал ей суть её гаданий.
В то время ворон у окна,
Исполненный о ней мечтами,
Бледнел и таял, как луна.
III. Raven, Raven, where are you? (Ворон, Ворон, где же ты?)
Лучистый день, белым-бело.
Лазурь над светлым храмом;
В фате у Машеньки чело,
А Машенька - Мария, дама.
Лучи в витраж лилися солнца,
Под ними молодые ждут:
«Быстрее бы наделись кольца».
Но визг и стон раздался вдруг…
Затмили тучи небо мраком;
Ужасный грохот хохотал;
Прервáлася тут сцена брака.
Слетела Марьина фата,
Ворвáлась стая воронья
Чернее туч во белый храм;
И страхом, карканьем пьяня,
Как смертный бы курант
Пробил, согнали всю толпу,
До иступленья доведя.
Бегут, давяся, и орут!
И бранью чёрной попадья
Негодников чернявых гонит
С метлой соломенной в руках.
«Здесь что? И чёрт же ногу сломит!» –
Прошлася мысль, как река,
В челах, исполненных смятенья;
Дрожащей рябию в ногах
Толпа прошла, страшась, во сени,
И в небе расступилась мгла.
А ворон черный скрал кольцо,
Взамен оставив письмецо
В руках растерянной Марии.
«Держи, держи, народ, его!» -
Кричали страшно люди злые,
Кидаяся за ним вдагон.
Но ворон скрылся во лесу
Дремучем, чёрном, аки он.
Печальной сталася лазурь;
Венчанию с одним с кольцом
Не быть. Народ ушёл домой
Без криков: «Горько!» и «Ура!».
Марии вечером одной
Встречать сегодня нóчи мрак.
Мне накануне перед тем
Шаги казались за окном;
И я в кромешной темноте
Стенаний жалких слышал стон.
И, выйдя, чтобы посмотреть,
Увидел стаю я ворóн;
Предстал мне он в ее главе -
Печальный, грусти тёмной вóрoн,
Блестел на нём глубой вельвет,
Блестела скорбь на нём сурово,
Пестрели очи глубиной.
– О, ворон, ворон вороной,
Селены бледной скорбный вестник,
Какую мне принёс ты песню?
Зачем ко мне явился ты?
– О, жители мы темноты
Пришли за просьбою к тебе,
А также с искренней мольбой. –
Сказали хором все во тьме.
Но дале речь была одной:
– Пиши письмо ты от меня
К моей Марии Одинскóй;
Будь там история моя,
Как тёплой жизни я мирской
Лишился глупо в одночасье.
– Ну, будь по-твоему́. Могу
И помогу в твоём несчастьи.
Влетай, садись во том в углу
Да слово в слово мне диктуй.
И резко взмыл над мною ворон,
Присел на вешалке в углу,
И я в свой кров вернулся скоро,
Да и, подвинувшись к столу,
Макнув в чернильницу перо,
Писал такое по листу:
«Однажды, летнею порой,
Тебя увидел я в лесу;
И чувство сбило ритм мой,
И сердце дикою волной
Всю жизнь в сметенье погрузило.
Так восхищён я был тобой -
Красы неистовая сила
Меня тут полностью сразила.
Тогда не смел тебя тревожить,
Тогда боялся, как дитя…
И пару месяцев спустя
Посмел закон нарушить Божий…
А перед тем я каждодневно
Из сада тайно наблюдал,
Писал стихи я вдохновенно
И там, на ветках оставлял.
Мария, помнишь ты меня?
А помнишь озеро в закате?
Тогда, мечтою опьяня,
Меня могил холодных матерь
Одела в облик воронья…
Сквозь ночь к тебе я прилетал,
Слова любви чтоб возгласить.
Но лишь я карканье подáл,
Мой глас был хри́пел, не красив;
Ты в нём признанья не узнала,
Лишь раму сонно затворив.
И стала тьма моею залой,
Я в нею мёртв, но духом жив.
Я - рядом призраком с тобою
Под ночи хладною луною,
Она лишь между нами нить,
Тобою буду вечно жить.
Теперь я вновь могу кружить,
Ночной разя простор крылом;
Ты от меня письмо держи!
Его писал не я пером,
Но слово в слово писано
Оно в листочке рисовом
Строкой. Я чёрный ворон твой
И чёрной смерти раб немой.»
Письмо утопло ввечеру
Во ливне горьком слёз Марии.
Она ведь вспомнила мечту
И сон печальный и унылый.
Теперь же в бездне темноты
Марии голос прозвучал:
«О, Ворон, Ворон, где же ты?
Любовь моя - тебе причал.
Приди ко мне, о, призрак мой,
Возьми меня во мрак ночной!
Я буду вечно жить тобой
И будет вечною любовь!»
Тогда ночную неба гладь
В лиловой рясе мрака мать
Затмила мглистой тишиной,
Укрыв Марию в упокой…
И в тёмном зеркале озёрном
Узнала Марьенька себя.
И воронóй патруль дозорный -
Двенадцать чёрненьких ребят
Стояли твёрдо, как на льду,
Во мгле посредь озёрной глади.
И, словно бы чего-то ждут;
Но взмыли скоро всею ратью,
Оставив снова дéвицу
Одну во льняном белом платье.
И в ожиданьи нежится
Она, склонившись всею статью
К, дрожащим в холоде, ногам.
«О, вновь я здесь! Одна…
Придешь ли ты ко мне,
О, Ворон черный мой,
Хоть призраком во тьме,
Хоть смертью роковой?»
– Ты здесь уже со мной. –
Шепнуло теплое дыханье
За Марьиной спиной.
И током слова лобызанье
Прошлось по тело по всему –
О, ты, блаженное мечтанье,
Тебе я предан одному.
А ты сошла ко мне во мрак,
В мою холодную могилу…
Теперь пробил и твой курант,
Саму ведь смерть ты попросила.
– О, как жалеть могу о том?
Со мною голос ныне твой,
И твой же волос вороной!
Со мною ночи вечна томь,
И стая чёрная ворон!
И мир земной, весь он
Не стоит даже размешлений!
– Но в тьме и множество лишений.
Здесь солнца нету и небес
Лазурных; нету здесь людей.
Здесь дремлет только лес,
Здесь нет златых огней…
– Но смерть нам вечность проиграла.
В любви мы будем здесь…
Тогда простор ночною залы
Зардел любовью весь.
И воронов свободных братья
Покой над городом броздила.
И воронов тринадцать было,
А с ними - птица в белом платье.