Бодрийяр
Автор определяет что такое "общество потребления", его характерные признаки, различные социальные явления связанные с ним.
Человечество в ХХ веке стало производить товары в большом переизбытке. Этот излишек (изобилие) и дает возможность "потреблять". Бодрийяр анализирует то, как это сказывается на экономике и т. д. Как появляется закольцованный процесс потребления и появления денег.
Жан оспаривает сложившееся мнения насчет того, что общество потребления уравнивает людей. Он считает, что оно строит иную социальную структуру в которой присутствует та же дифференциация. Нищенство неизбежно при любой системе. В этой структуре теперь у каждого свои "желания" и свои "знаковые вещи". Но равенства нет, и не может быть.
Мне очень понравились его мысли о том, что в обществе потребления все "хотелки" распространяются сверху вниз по иерархии. Так оно и есть. Сначала айфоны покупают самые богатые, затем их с большими потугами раскупают люди победнее, а затем и не богатые накупают дешевые китайские копии. Богатым становится "западло", и они ищут нечто новое.
Эти "хотелки" - двигатель развития общества потребления. Счастье в самом потреблении. Гипермаркеты Бодийяр называет новыми "Пантеонами". Одновременно с этим, человек общества потребления, окруживший себя полным комфортом, всегда остается неудовлеворенным. Он никогда не сможет потребить столько, сколько вырабатывает общество потребления.
Мне очень понравилась мысль Жана о том, что покупательные способности человека общества потребления можно измерять его мусорной корзиной! Верно подмечено!
Трудно представить себе человека 18-го века, который выбрасывал бы новые вещи только потому что он их уже один раз надевал, либо они перестали быть модными. Я и сама часто выбрасываю горы дорогой косметики, которой почти не пользовалась. И так поступают многие современные женщины. Скупают все цвета помады, а сами не пользуются. Удовольствие получено в момент покупки.
Чем богаче общество - тем больше оно выбрасывает новых и хороших вещей.
Человек общества потребления становится безинициативным. Его пугает ответственность. Он желает полного комфорта и потребятскогокайфа. Мы это повсеместно и наблюдаем. Тяга к знаниям и свершениям заменяется любопытством.
Болезненная тяга к комфорту. Ради едва большей комфортности потребитель способен выкладывать тысячи долларов. Еще больше для него теперь означает статус.
Потребление становится средством самовыражения. Покупка того или иного товара дает возможность ощутить принадлежность к той или иной группе.
Проблема "Общества изобилия" заключается в том, что теперь автомобили стало труднее продавать, чем создавать.
В новом обществе потребления индивидуальный выбор человека часто ограничивается выбором в кабине для голосования и выбором в дрогсторе (супермаркет?). Жан полемизирует с другими авторами насчет того, не лишен ли человек свободы и в этой узкой области. И не является ли его индивидуальный выбор в этой области результатом манипуляций рекламщиков.
Между всеми товарами существует цепь вещей - знаков, за которыми стоят не реальные потребности (связанные с назначением предмета), а желание из области безсознательного. Человечество потребляет знаки. Смысл в самом процессе потребления этих знаков. Желание никогда не будет удовлетворено полностью, ибо смысл в самом процессе и в коммуникации с другими потребителями. Мир вещей и потребностей в обществе потребления ученый называет "истерией".
Экономическая система теперь как никогда зависит от потребителей. Кроме товаров она обязана вырабатывать "потребление". Если ты хочешь быть счастливым и не асоциальным, ты должен следовать моде. Мода вырабатывает потребности, и следовательно работает на экономику. Рабочий теперь должен не только вырабатывать, но и потреблять. Без этого система разрушается.
Пуаританские наставления предыдущего века (бережливость, труд, достояние) сменяются противоположными - БЕРИ ОТ ЖИЗНИ ВСЕ. Ты заслужил счастья. А если тебе не хватает денег, мы дадим тебе в кредит. Человек счастлив. Не замечая как, он попадает в каббалу. Но он счастлив! Он нещадно эксплуатирует сам себя ради своей любимой машины, поездки на Канары и т. д.
Бодрийяр приводит в пример Эйзенхауэра и его речь 1958 г. о потреблении, как о гражданском принуждении. Скажу своими словами: экономический рост - потребление. Если освободить налогоплательщика от каких-то налогов, он тут же вложит эти деньги в промышленность, купив новый холодильник, телевизор и т. д.
Каждый потребитель побуждается прежде всего нравится нравится самому себе, получать удовольствие от себя. Самолюбование поощряется, а иногда и переходит в нарциссизм.
Лично я считаю, что instagram и блоггеры на youtube - это венец "общества потребления". Женщинам уже не достаточно личного самолюбования и они выставляют себя на суд общественности. А самый главный признак - "селфи". Когда я читаю Бодрийяра у меня перед глазами стоят многочисленные "селфи" в лифте с губками "пи-у".
Впаривая товары женщинам и мужчинам, рекламодатель делает упор на их "избранность". Хотя изначально понятно, что никакой "избранности" не предусматривается.
Жан Бодрийяр затрагивает в своей книге вопросы, которые касаются влияния и проявления всех этих явлений в культуре. Художники пытаются себя десакрализировать, а общество препятствует этому. Повсеместно проявляет себя "китч". Туристы с удовольствием скупают "африканские маски" изготовленные в промышленных условиях на конвеере. Сплошь и рядом можно увидеть имитации мрамора и дерева.
Также Жан анализирует телевидение состоящее сплошь из рекламы. Криминальные хроники и кадры ужасных катастроф, по его мнению, ни что иное как реклама спокойной комфортной жизни зрителя. Он затрагивает и вопросы того, как скажется на человечестве это улучшение уровня жизни. Как благодаря новой медицине будут разрастаться общество стариков. Как этот новый комфорт и изобилие скажутся на обществе. Вообщем... Это интереснее любого детектива, романа, исторической книги и тому подобному.
Отставание СНГ делает книгу еще более актуальней.
Олдос Хаксли «О дивный новый мир»
В книге «О дивный новый мир», опубликованной в 1932 году, О. Хаксли рассказал не о традиционной для жанра антиутопии тирании, основанной на насилии, а о системе, основанной на сверхпотреблении. Он предсказал на страницах романа процессы, вызванные быстрым ростом промышленности, повышением уровня жизни и развитием сферы развлечений. Хаксли одним из первых описал феномен общества потребления, о котором гораздо позже рассказал Бодрийяр в одноименном философском труде; о котором рассуждали в художественной литературе Ф. Бегбедер («99 франков»), В. Пелевин («GenerationП») и другие.
Гораздо позже, в опубликованном почти тридцать лет спустя «Возвращении в дивный новый мир» Хаксли вновь обращался к этой теме. Снова и снова он находил опасные и очевидные сходства современного ему мира и мира, придуманного им много лет назад, и пришел к выводу, что мы приближаемся к концепции «Дивного нового мира» гораздо быстрее, чем предполагалось. Насколько же мы подошли к ней сейчас?
Согласно сюжету книги, люди рождаются не традиционным путём, а выращиваются на специальных заводах. На стадии развития эмбриона они разделяются на касты, различающиеся умственными и физическими способностями. Для поддержания кастовой системы общества посредством гипноза людям прививается гордость за принадлежность к своей касте, почтение по отношению к высшей касте и презрение к низшим кастам, а также ценности общества и основы поведения в нём; в системе образования упор делается не на общее понимание вещей, а на узкие частности: «не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества» [2, c.308].
Наш мир всё ещё слишком полон случайных проявлений человеческой природы и индивидуальности, чтобы стать похожим на произведение писателя-фантаста, однако зачатки подобного видны в реформах, унифицирующих систему образования: единые экзамены по конкретным предметам, к которым старшеклассники начинают готовиться еще детьми, изначально определяют и ограничивают дальнейшее развитие. Пропагандировавшийся когда-то в культурах античности и Возрождения, а совсем недавно и в советской культуре, идеал гармоничного, всестороннего человека подменяется узким специалистом, знающим только свое дело. Подобно тому, как это описывалось в произведении Хаксли, современный «правильный» человек, представитель среднего класса, имеющий образование и «чистую» работу должен презирать людей, занимающихся обслуживанием или физическим трудом, и уважать людей, достигших определенного высокого положения и достатка.
Потребность в изучении философии, которая ввиду неприменимости на практике не пользуется популярностью, приписывается массовым сознанием только студентам философского факультета или нелюдимым интеллектуалам в свитерах и очках. А адепты точных наук, по-настоящему увлеченные, любящие то, чем занимаются, высмеяны в массовой культуре как люди, неспособные жить нормальной человеческой жизнью. Некоторыми обывателями считается, например, что математик не будет и не должен в принципе интересоваться философией, историей, и что на это ему банально не хватит времени; что ему совершенно не обязательно заниматься каким-либо спортом или искусством (несмотря на то, что выдающиеся люди часто преуспевают во многом – как, к примеру, Да Винчи, Декарт, Лейбниц, Ломоносов). Подобное понимание человека многократно копируется в массовой культуре, репрезентирует само себя. Человек становится узко ограниченным, представленные в современной культуре персонажи часто обладают конкретным характером и набором качеств, который постоянно повторяется в фильмах и сериалах. Именно эту ориентацию общества на односторонность, специализированность, утилитарность человека можно сравнить с кастовой системой, описанной Хаксли; усугубляет это явление рост мегаполисов, в которых люди становятся чуждыми друг другу и способны выполнять только роль шестеренок механизма.
«A, B, C, витамин D — жир в тресковой печени, а треска в воде» [2, с.448] — слова, внушаемые посредством гипноза персонажам книги, похожи на слоган современной фармацевтической компании.
Появление огромного количества лекарств и косметики, а также технических устройств, новых материалов, одежды, и их постоянная реклама, репрезентация в СМИ, порождают неприятие, брезгливость к людям, не пользующимся этими вещами, «дикарям»; глянцевые журналы создают недостижимый, фальшивый стандарт красоты. Мир, полный преувеличенных настоящих и выдуманных (существующих только в газетах, телепередачах) опасностей пугает «домашнего» человека, не позволяет ему выходить за рамки безопасного; человеку предлагается замкнуться в своей «клетке», в производственно-потребительском цикле, отказаться от преодоления себя. В книге так называемые дикари, не являющиеся частью системы, живут в резервациях, в которых царит антисанитария, а люди рождаются естественным путем. Наше же современное общество разделено на дикарей/не дикарей неявно, и такие границы существуют в основном в сознании людей.
Людям из романа Хаксли с детства внушалось такое отношение к вещам: «Чем старое чинить, лучше новое купить»[2, c.342]. И в современном мире вещи всё чаще делают одноразовыми, не подлежащими, не нуждающимися в починке по своей сути – целлофановые пакеты, одноразовая посуда, пластиковая бутылка. В огромных количествах выпускается «одноразовая» одежда, обувь, техника (сапоги, которые прослужат 1-2 сезона, наушники из киоска). Потеря или поломка такой вещи мало что значит. Такая система развращает человека, воспитывает потребительское отношение: ребенок может специально испортить не понравившуюся или не модную вещь, и родители купят ему новую. Но в книге потребительство было нормой и в отношениях: института брака в описанном в романе обществе не существует, и, более того, само наличие постоянного полового партнёра считается неприличным, а слова «отец» и «мать» считаются грубыми ругательствами. Похожие явления современном мире встречаются в виде отдельных гедонистических и индивидуалистических идей.
«Результаты недавних исследований поведения животных и человека доказывают, что для более эффективного контроля нужно не наказывать за нежелательное поведение, а награждать за желательное» [1, c.13]. Система, описанная в книге, ограждает себя от бунта не угрозами и насилием, а наркотиками «сома» и индустрией развлечений: синтетической музыкой, электронным гольфом, фильмами с примитивным сюжетом, просматривая которые, ощущаешь всё, что происходит на экране. Современная массовая культура также упрощается, выдает зрителю и читателю ограниченный, определенный исследователями набор образов и сюжетов, который будет хорошо принят публикой. Постепенно исчезает познавательная функция искусства. «Зрелища» для народа сопровождаются разрешенными «наркотиками» – алкоголем, табаком, антидепрессантами.
Нельзя не заметить приметы зарождающегося сходства реального мира и мира, выдуманного фантастом. Что же он сам предлагает в ответ? Научить людей быть свободными. «Любая птица, которая научилась обеспечивать себе жизнь, не прибегая к использованию крыльев, скоро откажется от полета и навсегда останется на земле» [1, c.188] – подмена естественной творческой свободы, стремления к постоянному развитию сверхпотреблением угрожает самой сути человека, его «крыльям». За такую свободу, говорит автор, нужно постоянно бороться, используя эти «крылья».
Какие силы могут создавать настоящую, ощутимую угрозу свободе? Казалось бы, общество стало во многом терпимым, гуманным: в прошлом остались демонстративные казни, пытки, тотальная цензура; прошло время тираний и диктатур. Но, по мнению многих современных исследователей, власть, механизмы контроля ничуть не меньше вмешиваются в жизнь людей. Власть не обязательно является атрибутом конкретного человека или группы – например, создатель концепции дисциплинарной власти М. Фуко рассматривает ее как «вездесущность, пронизывающую и производящую социальную реальность», «сеть неизменно напряженных, активных отношений» [3, с.140].
Она постоянно расширяет влияние, проникает во все сферы общественной жизни, «ее социальные практики осуществляются каждодневно, планомерно и регулярно в повседневной жизни любого человека: в организации учебного процесса, в системе функционирования военных и исправительных учреждений, больниц, фабрик и заводов» [3, с.140] – совершенно как в романе Хаксли, за исключением того, что власть там осуществлялась небольшой группой главноуправителей; сегодня же она обезличена и рассеяна повсюду.
Хаксли считает, что наш долг – сдерживание многочисленных факторов, угрожающих свободе – демографических, социальных, политических, психологических. Осуществлять это сдерживание в определенных обстоятельствах смогут и те, кто еще вчера выбирал «телевизор и гамбургеры»: «когда пищи станет меньше, оставшиеся на земле додо снова потребуют свои крылья» [1, с 189]. Таким образом, любой, обнаруживший в себе потребность в творчестве, в развитии, в «свободе», должен удовлетворить ее, а не пытаться подменить суррогатом.