– Нет, Мать, – ответил я, – не уверовал в Него, ибо узнал Его. Мне не быть
учеником Его, ибо вот, я – всегда доныне и во веки веков буду лишь жалким рабом Его...
– Чудны речи твои, чужестранец, – помолчав, сказала женщина, – но на лице твоем я
читаю мудрость и страдание великое, и мое сердце, сердце бедной, жалкой вдовы,
сострадает тебе и влечет к тебе. Скажи мне, мудрый чужестранец, за кого ты считаешь
сына моего?
– А за кого ты считаешь его сама, Мать? – ответил я, Фалес Аргивинянин. Женщина
вздохнула и стала перебирать пальцами углы покрывала своего.
– Ты, чужестранец, – сказала она, – как бы принес сюда Дыхание Сына моего... Он
будто здесь... И полно мое сердце доверия к тебе... Всю жизнь меня мучает заданный тобою
вопрос. Поверишь ли, чужестранец, разгадка его порой страшит меня. Кто сын мой? Да разве
я знаю это, чужестранец? По моему слабому разуму женщины понять все, что случилось на
скромном пути моем? – И тихим торопливым шепотом женщина стала передавать мне,
Фалесу Аргивинянину, дивные простые слова о чистом детстве своем в семье простых,
чистых родителей, о чудесных голосах невидимых, неустанно шептавших ей странные
дивные речи, о необыкновенных сновидениях, о явлении ей светлого крылатого юноши,
возвестившего ей слова Вести Благой, о замужестве непорочном и непорочном девственном
рождении Сына, которому при явлении Его на свет поклонились три мужа вида
царственного...
– Они были похожи на тебя, чужестранец, – сказала женщина, – не лицом, нет, а
великим миром, которым веяло от них, и чертами мудрости, которую я провижу в тебе... Не
было только у них на челе складок великого страдания, неведомый путник... А что было
дальше?
И снова потекли слова о ранней мудрости Дивного Дитяти и творимого им самим, о
Великой Любви Его ко всему сущему... Одного только не понимала, казалось, сама
женщина: той неизреченной космической любви, которую она сама накладывала на слова
свои о Сыне cвoeм... И в пылу разговора откинула она покрывало свое с лица и да будет
прославлено имя Вечно Юной Девы-Матери! Я, Фалес Аргивинянин, увидел дивные,
прекрасные черты и очи, глубина которых рассеяла мои сомнения, но, казалось, еще
углубила бездну загадки развернувшейся передо мной.
– Мать! – сказал я ей, – Разве ты не веришь, что твой Сын – Мессия, предреченный
пророками и Моисеем? А может быть,– тихо добавил я,– и больше Мессии?
Испуганно глянула на меня женщина.
– Но... ведь Он – человек, чужестранец, – шепнула она недоуменно.
– Но и ты – простая женщина, Мать, – ответил я, – ведь и тебя ничто не отличает от
сестер твоих. Или может быть, Мать, ты не все поведала мне? Женщина смущенно опустила
голову.
– Вот только одно, – сказала она, – смущает сердце мое, чужестранец. Я – искренно
верующая еврейка, старательно исполняю все указания Закона и наставников наших... но...
сновидения смущают меня...
– Я – снотолкователь из Египта, – быстро сказал я, – расскажи мне сновидения твои,
Мать, и я попробую объяснить тебе их.
– Да? – радостно воскликнула женщина. – Да будет благословен приход твой
чужестранец! Ведь, может быть, ты снимешь тяжесть неведения с души моей... И робко,
как бы стыдясь, она начала рассказывать мне свои сны. С первых же слов ее заря понимания
занялась в мозгу моем, перед моим мысленным взором проходили среди грохота
космических стихий и вздохов нарождающихся миров картины неизреченной, грандиозной
жизни всесильной Великой Богини, вскормившей своей грудью новые и новые космосы,
властно попирающей божественной пятой обломки старых, Богини, устраивающей бытие
16мрачных бездн Хаоса, Богини, внимающей моленьям сотен биллионов стран, народов,
человечеств и эволюций, Богини, повелевающей легионами светлых духов, лучезарных
взоров, от которых бежит Владыка Мрака, Богини, слышавшей голос мой, Великого
Иерофанта храма Вечно Юной Девы-Матери... И дивно мне, Фалесу Аргивинянину,
внимать рассказам этим из дрожащих уст простой, бедной, скромной вдовы жалкого
плотника из Иудеи.
– Скажи, Мать, – спросил я, – не говорила ли ты когда-нибудь о снах своих Сыну
своему?
– Говорила, – чуть слышно ответила женщина.
– И что же ты слышала от Него, Мать?
– Странен был ответ Его, – ответила oна. – Он ласково сказал мне: "Забудь пока,
Мать, о чудесных видениях своих. Но нет греха в них, ибо они от Господа". И еще сказал
Он так. "Когда кончится крест твой, Мать, принятый тобой для меня, вернешься ты в жизнь
снов своих..." Но что значит, я не знаю.
– Скажи, Мать, – снова спросил я, – не помнишь ли ты меня среди снов своих?
Внимательно оглядела меня женщина, задумчиво обратила свой бездонный взор в
темный угол лачуги.
– Как только ты сюда вошел, чужестранец, – тихо сказала она, – я почувствовала,
что ты не чужой мне. Но пока тщетно я роюсь в памяти моей... Но... постой погоди... – и