Фотография возникла как вещь, предназначенная для отображения и фиксации других вещей. Ниже мы попытаемся обрисовать место фотографии в кругу предметов, отображающих другие предметы через ее сопоставление с зеркалом и картиной[1].
Зеркало и снимок: пленение образа. Подобно зеркалу, фотокамера механически отображает попавшие в объектив предметы, но, в отличие от него, она фиксирует их образы, являя зрителю не картину того, что есть, а картину того, что было[2]. В случае с фотографией человек имеет дело не с мгновенным отображением вещи, а с ее отображением постфактум, после съемки. Образы фиксируются светочувствительным веществом (фотопленкой, фотобумагой) или кодируются в электронной памяти цифровой камеры и только после этого становятся доступными для созерцания[3]. Отраженный от вещи свет, попав в расставленную перед ним камеру-ловушку, пленяется фотопластинкой, фотопленкой или электронной памятью. Фотография (как конечный результат работы со светом, как предмет созерцания) похожа на зеркало с застывшим на нем изображением, а фотокамера - на устройство по фабрикации зеркал-на-один-образ.
Зеркала, создаваемые людьми, «подражают» зеркалам природы. Водная гладь остается водной гладью независимо от того, что она отражает; изготовленная из отполированного металла поверхность зеркала, подобно воде, отражает, но не запечатлевает образы. Зеркало - «не помнит», но его всегдашняя забывчивость позволяет ему быть безгранично гостеприимным.
Можно предположить, что весьма распространенное в магическом сознании представление о скрытом за поверхностью зеркала зазеркалье, как и представление о том, что проникновение по ту сторону зеркала сопровождающееся его внезапным «помутнением», связано с наблюдениями за «зеркалом вод». Если ветра нет и поверхность озера (реки), спокойна, то она хорошо отражает прилегающие к водоему предметы, однако при появлении ветра и «помутнении» водного зеркала это изображение исчезает. Если же в помутившееся, покрытое рябью озеро нырнуть, если пройти сквозь водную поверхность, то можно увидеть иной, отличный от надводного мир, который не похож на отражения в зеркале вод. Ясно, что этот подводный («зазеркальный») мир опасен для человека и далек от него, хотя вместе с тем и притягивает своей инаковостью. Он и влечет, и пугает. Не случайно такое широкое распространение получили магические практики (особенно — практики гадания) с использованием зеркала.
Фотоаппарат - это хитро устроенное «зеркало», способное надолго сохранять на своей поверхности пленные образы. Фиксация отраженного от вещей света в виде фото-образа позволяет «работать» с ним, препарируя и модифицируя его в зависимости от целей, которые есть у того, кто имеет с ним дело. Владеющий пленкой (или файлом) человек получает возможность манипулировать пойманным образом: увеличивать его или уменьшать, тонировать или соединять с другими образами (фотомонтаж), произвольно его видоизменять, изымать из него те или иные фрагменты, тиражировать и т. д.
Удвоение, подражание, отображение. Если в качестве механического отображения снимок можно сопоставить с зеркалом, то способность сохранять образы сближает его с произведениями изобразительного искусства. Впрочем, самой первой формой удвоения реальности было слово. Человек вызывал вещи из небытия через акт их именования. Язык, сознание, понимание - суть способы удержания дистанции по отношению к миру, к телу и душе. Удваивая вещи в языке, человек балансирует в зазоре между названным и зримым (слышимым, осязаемым, обоняемым). Ведь назвать нечто - значит обрести по отношению к названному дистанцию понимания.
Языковое удвоение вещей — это исходный, но не единственный способ «подвешивания» сущего и отстранения от самого себя и мира. Подражая вещам, человек получает опыт дистанции. Ребенок подражает родителям, ученик - мастеру, человек - Богочеловеку. Подражание предполагает отделенность подражающего от предмета подражания и от того, что остается после мимесиса (если подражание, как, например, в рисовании, фиксируется).
Подражать и, подражая, воспроизводить вещи в виде образов можно по-разному: можно подражать, разыгрывая, осуществляя (исполняя телом) то, чему подражаешь (например, в игре), можно подражать чему-то или кому-то в процессе обучения (или в ходе совместной деятельности), и, наконец, можно подражать вещам, создавая их изображения (более или менее схематичные или натуралистичные), их плоские или объемные образы.
И рисунок, сделанный на скале первобытным человеком, и ритуальные фигурки людей и животных, и резьба по дереву и кости, и графический образ на глиняном сосуде, и картина, выполненная маслом, и скульптура, и стенная роспись - все это формы изобразительного мимесиса. Здесь, в текстуре того или иного материала, в приданном ему образе, мир удваивается. Изображая вещи, человек приобретает по отношению к ним дистанцию и получает над ними символическую власть. С какого-то момента овладение вещью через изображение может трансформироваться в практическое владение ей. Но возможно и обратное: миметический образ может овладеть взглядом, восприятием, памятью того, кто его созерцает. Вещи со временем исчезают из мира, люди — умирают, но их изображение способно продлить их присутствие через образ.
Но не только рисунок фиксирует образы сущего и отделяет их от прообраза, от вещи (от вещи говорящей или безгласной). Образы фиксируются и по ходу их фотосъемки. Однако фото-презентация реальности существенно отличается от ее воспроизведения с использованием изобразительных возможностей рисунка, живописи или скульптуры[4]. Фотография, во-первых, механически воспроизводит фрагменты окружающего мира на плоскости и, во-вторых, фиксирует их; первое сближает фотоснимок с зеркалом, второе — с картиной (разумеется, не со всякой картиной, а с той, создатель которой подражает природе). В «фотоделе» образ возникает не в результате изобразительной деятельности человека (художника, рисовальщика[5]), а как эффект работы фотоаппарата (фотограф управляет камерой, задает параметры съемки, выбирает ее объект, но не участвует в создании образа). В этом пункте фотография сближается с зеркалом и отдаляется от картины. Но поскольку изображение закрепляется (может быть закреплено) фотографом в виде устойчивого, стабильного образа-на-плоскости, постольку фотографирование и фотографию можно сблизить с репрезентацией сущего живописцем. Подобно зеркалу, фотография отображает вещи, и, подобно рисунку, она сохраняет их образы.
Фотография отображает мир механически, зеркально: в момент фиксации на камеру светового потока субъект не может привнести в получаемый образ никакой «отсебятины»[6]. Фотография сохраняет образ захваченной врасплох вещи, совсем, что в ней есть существенного и несущественного (случайного) с тонки зрения рассматривающего ее человека[7]. Объективность фото-образа - результат исключения из процесса ее создания человека[8]. Образы на фотографии отделены и от того, что сфотографировано, и от того, кто фотографирует и (или) рассматривает снимок.
Фотография, также как и картина, удваивает и сохраняет вещь (фрагмент мира) в отделённом от нее артефакте, но ключевой для художественно-изобразительной репрезентации вещей акт мимесиса в фотосъемке отсутствует. Фотокамера исключает подражание. Она механически воспроизводит (отображает) сущее. Если рисунок или живописное полотно - результат работы художника, который всегда «собственноручно» создает ее образ (и этот образ всегда будет в той или иной мере эмоционально окрашенным и выразительным, осмысленным), то фотографическое изображение вещи — результат работы камеры. Причем стоит отметить, что фотокамера отображает и фиксирует только то, что имеет место вне нас (иногда это срез реальности, который открыт объективу, но недоступен для невооруженного глаза), в то время как образ, которому подражает и который выводит на «свет Божий» художник, может быть внутренним, воображаемым образом (то есть образом без референта).
Типологически фотографию можно также сблизить с той формой фиксации образа, при которой одна вещь несет на себе отпечаток другой вещи. Мы знаем, что животные и растения оставляют свои следы-отпечатки (отображения) в разнообразных природных средах; причем в ряде случаев они могут сохраняться длительное время. Подражая природе, человек с глубокой древности запечатлевал образы путем надавливания одной вещью на другую, и производил с этой целью специальные орудия (штампы, матрицы, печати), придававшие веществу, при надавливании на более мягкий, чем штамп, материал, желательную форму, оставлявшие в нем след. Такие орудия использовались, в частности, при клеймлении скота, изготовлении монет, запечатывании документов[9].
Фотографию можно отнести к тому же типу «следовых» форм-отображений, что и отпечатки лап или ног на влажном грунте, и к тем искусственным следам, которые оставляют печати, экслибрисы или, к примеру, типографский шрифт. Причем последние подходят к фотографическому отображению значительно ближе, чем оттиски, «создаваемые» природой. Печати, клейма и тому подобные матрицы позволяют сделать множество идентичных отпечатков точно также, как это происходит при печати фотоснимков. Печать или экслибрис предназначены для того, чтобы многократно оставлять один и тот же след в другой вещи. Фотоснимок - это отпечаток света на чувствительном к световым лучам материале, отпечаток, который через ряд технологических операций фиксируется в виде изображения на плоскости. Тот же принцип, но только инверсированный, использовался при изготовлении слепков (из глины, гипса и т.д.) с вещей или тел. В отличие от гипсового слепка, фотослепок в форме негатива или цифрового кода может служить матрицей для создания бесконечного числа отпечатков исходного образа. То есть фотография выступает одновременно и как слепок и как штамп. Получение слепка аналогично снятию маски, а создание отпечатков, визуализации цифрового кода можно уподобить действию печати или штампа для изготовления металлических денег.
Сопоставление фотографического изображения с зеркальным образом и картиной очерчивает местоположение фотографии в кругу вещей, создаваемых для удвоения мира в его визуальных образах. Фотография - соединение механического отображения сущего с его долговременной фиксацией. Фотографию, следовательно, можно определить как вещь, произведенную машинным способом ради сохранения образа другой вещи. Вещи «сами» пишут себя светом, пронося в образ то, что им позволяют «пронести» оптико-технические параметры камеры и качественные параметры используемого по ходу съемки светочувствительного материала.
Однако с цифровой фотографией дело обстоит несколько сложнее. Здесь фотография как вещь-по-итогам-съемки может отсутствовать. Ее заменяет экранный образ. И хотя он получен тем же способом (вещи пишут себя светом), но при этом человек, воспринимающей цифровой фото-образ имеет дело не со следами света, оттолкнувшимися когда-то от вещи, а с симуляцией образа на экране. О специфике цифровой фотографии как раз и пойдет речь в следующем разделе.
[1] Термин «картина» мы используем для обозначения любых рукотворных изображений (графика, живопись, эстамп, офорт и т. д.).
[2] Фиксация образа, осуществляемая посредством светочувствительной поверхности камеры, в аналоговых фотоаппаратах дает изображение не сразу, а только после осуществления целого рада технологических операций, занимающих немалое время; цифровая камера позволяет бросить взгляд на остановленное мгновение сразу после съемки.
[3] О цифровой фотографии речь пойдет ниже. Пока стоит отметить, что и цифровая камера фиксирует попавший в объектив световой поток посредством его электронно-цифрового кодирования. В этом случае отставание фиксации фото-образа от появления зеркального «отражения» почти исчезает. Почти, но не совсем. «Только что» снятый кадр выводится на экран после совершения ряда манипуляций с «кнопками управления» камерой; в результате и здесь мы имеем небольшое запаздывание фото-образа и того момента в существовании вещи, который на ней зафиксирован. Образ сущего на мини-экране цифровой камеры — только имитация отображения. Образ на экране не отражается в некотором материале, а воссоздается встроенным в камеру компьютером. Квази-зеркальное отображение мира на экране монитора цифровой камеры играет в съемке подсобную роль. Оно всего лишь дает «визуальный материал», претендующий на возможную фиксацию образа.
[4] Говоря об изобразительном искусстве, мы имеем в виду способ репрезентации сущего, но совершенно не касаемся эстетической стороны сохраненного художником образа. Для нас в данном случае не имеет значения эстетическое качество изображения, нам важно отделить ручной способ репрезентации от механического.
[5] В противоположность фотографу, художник, работающий с натуры, не ухватывает сущее в его мимолетности и случайности; он, с одной стороны, «теряет» множество деталей в изображаемой им модели, с другой — привносит в образ много лишнего (вносит в изображение вещи, лица, пейзажа то, что видит в них или что хотел бы в них видеть).
[6] Рисовальщик, даже если он сознательно стремится к созданию точного подобия изображаемого им фрагмента реальности, не может полностью исключить собственной субъектности, заставляющей его вольно или невольно добавлять к тому, что он видит, что-то свое, а что- то от видимого отнимать как несущественное, случайное.
Фотограф проявляет активность до отображения вещи (выбор предмета съемки, освещения, установка выдержки и т. д.) и после него (фотопечать, корректировка отпечатка в фотолаборатории или в фотошопе, его истолкование: подпись, рамка к ней, размещение снимка в соседстве с другими фотографиями и т. д.).
[7] При этом не может быть сомнения в том, что фотографический образ не менее условен, чем образ художественный. Фотография фиксирует не все, что есть в вещи: одни ее части видны, другие - нет, одни видны лучше, другие — хуже. В фото-образ вещи вносят свои «поправки» оптические возможности камеры, чувствительность пленки, освещенность и т. д. Различие в том, что в случае фотоизображения образ создается при помощи специальной машины, а в случае с живописцем — человеком.
[8] Тут, конечно, надо оговориться, потому что термин «объективность» по отношении к той «работе», которую выполняет камера, может быть применен только метафорически. Работа камеры совершается по ту сторону объективного и субъективного.
[9] Тот же принцип, но только инверсированный, использовался при изготовлении слепков (из глины, гипса и т.д.) с вещей или тел.