До сих пор я подчеркивал, что обсуждаю суть общего у Платона и Фрейда: использование ими определенной модели психики с вспомогательным определением конфликта. В дальнейшем каждый из этих исследователей столкнулся с ядром сходных проблем, а именно, с вопросами, возникающими в связи с расколом между влечениями и разумом. Однако, несмотря на то, что они поднимают одни и те же проблемы, предлагаемые решения могут быть разными.
Во-первых, разрешите начать с очевидного. Фрейд — это, прежде всего, клиницист, и его наиболее оригинальный и устойчивый вклад в психологию не следует искать в его философских положениях или в его Weltanschauung [нем. Мировоззрение]. С этой точки зрения сравнивать и противопоставлять этих двух мыслителей не имеет смысла. В основе работ Фрейда лежит метод свободных ассоциаций и интерпретации. Понятия производности, превращений влечения, представления о защите, а также о важности интерпретации переноса (трансфера) далеко выходят за пределы того, что завещал любой из клинических, философских либо поэтических предшественников Фрейда. Тем не менее, учитывая значи-
442 Тема 13. Строение личности
тельную степень «соизмеримости» между этими двумя мыслителями, можно попытаться выделить некоторые глубокие различия.
Самое глубокое различие заключено в отношении каждого из них к конфликту. Как уже было сказано выше, оба мыслителя характеризуются необычной чувствительностью к конфликту, противоречию, парадоксу, иронии и т.д. Для Фрейда все это лежит в основе нашего существования; несмотря на то, что люди так или иначе справляются со своими конфликтами и склонны к утопическим решениям, сходство между ними заключается в том, что конфликты как определенная мера несчастья в их жизни неизбежны. Одно из ранних фрейдовских положений относительно «лечения» истерии состоит в том, что мы должны помочь нашим пациентам-невротикам принять свои экзотические страдания как повседневное несчастье жизни.
Платон признает вездесущность конфликта, однако не готов принять ее. У него есть не только потребность и сильное желание устранить конфликт, но и план такого устранения. Для Платона все решения множества различных видов проблем группируются вокруг идеи устранения противоречия, двусмысленности и конфликта. Справедливость заключается в том, что каждый человек делает что-то одно, а не несколько дел, и в том, что каждый класс горожан выполняет только одну функцию. Мифы, которые греки так горячо любили и рассказывали на ночь своим детям в качестве сказок, следовало устранить: они воспитывали противоречие и дисгармонию. Гармония у Платона иногда предполагает гармоничное расположение конфликтующих сил, но обычно ее смысл заключается в том, что каждый элемент удерживается отдельно и особо, и в таком случае они в некотором роде гармонизированы (напр., Пир, 187). В идеальном городе-государстве Платона, описанном в Государстве, соперничество, противоборство и все сопутствующие им эмоции должны быть минимизированы или вовсе устранены. Мужчины и женщины должны быть уравнены; роль биологических различий следует умалить. Наиболее далеко идущим предложением, касающимся реформирования города, является устранение семьи, хотя бы для класса стражей. Пусть люди не знают, кто их биологические отец и мать, брат и сестра; пусть определение этих родственных отношений будет бюрократизировано. Тород-государство — вот откуда происходят дети. Хотя это явно и не прописано, для Платона, семья — это корень зла. Я не раз отмечал <...>, что у Платона можно найти образ агрессивной первосцены1, и что именно этот образ сопровождает его определения зла и сумасшествия2. Возникает
1 Первосцена - сцена сексуальных отношений между родителями, наблюдаемая или
воображаемая ребенком. (Примечание редакторов-составителей.)
2 См. также: Bradley N. Primal scene experience in human evolution and its fantasy deriva
tives in art, proto-science and philosophy // The Psychoanalytic Study of Society. Vol. IV /
W. Muensterberger, S. Axelrad (Eds.). N.Y.: International Universities Press, Inc., 1967.
P. 34-79.
Саймон Б. Платон и Фрейд: психика в конфликте и психика в диалоге 443
впечатление, что Платон как будто утверждает, что, если человек рожден в обстановке запутанного, агрессивного, темного сумасшествия, то можем ли мы ожидать от него чего-то лучшего? Поэтому мы находим у Платона попытку найти лучший способ рождения детей, чем посредством половых сношений.
Возражения Платона Гомеру и греческой трагедии вообще отчасти основаны на знании того, насколько великие поэты использовали и полагались на множественные идентификации, сдвиги и колебания в ролях исполнителей1. В этом отношении и в своем противостоянии конфликту и двойственности Платон крайне неэллинистичен. Конфликт у Платона во многом связан с нуждами и требованиями тела, и его противостояние конфликту идет рука об руку с унижением телесного.
С точки зрения рассуждения о двух прямо противоположных позициях по отношению к конфликту можно попытаться взглянуть на то, что я считаю бросающимся в глаза пробелом у Платона. Я имею в виду представление о Сверх-Я, или совести, которая может находиться в конфликте с Я, а не только с Оно; идею относительно того, что человек может страдать от чувства вины, а нравственная сила в человеке может выступить в качестве пятой колонны, которая может разрушить личность. Платона не следует винить в том, что ему не удалось открыть и четко сформулировать подобное представление. Вероятно, он не смог бы принять столь легко эту идею, даже если бы прочел Фрейда. Тема страданий от иррационального чувства вины во многом «витала в воздухе» во времена Платона, особенно у Еврипида, но Платон был вынужден пренебречь ею.
Представление о неизбежности конфликта проистекает из идеи неразрушимости инфантильных желаний и объектов этих желаний. Это подразумевает идею интернализации объектов в том виде, в каком они были пережиты ребенком в процессе.развития. Поскольку моральные, управляющие, фрустрирующие и поощряющие аспекты этих объектов представлены внутренне, на их репрезентации направлена смесь любви и ненависти, агрессии и либидо, и т.д., которые ребенок испытывает по отношению к родителям.
Платон, вероятно, заметил, что раннее моральное воспитание может быть насыщено всеми типами амбивалентности, однако этот факт приводит его в ужас и он испытывает сильнейшую потребность как-то обойти его или избежать его последствий. Фрейдовская идея Сверх-Я предполагает существование особой инстанции внутри психики, которая могла бы предоставить кров как любви, так и ненависти к человеку. Платон представляет предельный источник моральных ценностей как внешний по отношению к человеку: таковы Формы Истины, Добра и т.д. Они не мо-
1 См.: Havelock ЕЛ. Preface to Plato. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1963.
444 Тема 13. Строение личности
гут быть испорчены ненавистью и агрессией. Эти отрицательные влияния передаются телу и его потребностям — амбивалентность расщеплена.
В заключение следует отметить, что настоящую статью можно считать только началом сравнительного исследования творчества двух мыслителей. Мы в значительной степени упростили Платона, а в работах Фрейда многое следует рассматривать с точки зрения философских подходов, появившихся значительно позднее платонизма. В этом плане особенно продуктивной и поучительной является работа Поля Рикера (1970). Однако мы надеемся, что метод поиска сходных форм, довольно неуклюже использованный в данной работе, поможет другим исследователям на пути к более широкому и богатому пониманию, как Платона, так и Фрейда.