Существовал когда-либо в мире. Теперь притих и он и летел беззвучно,
Подставив свое молодое лицо под свет, льющийся от луны.
Сбоку всех летел, блистая сталью доспехов, Азазелло. Луна изменила и
Его лицо. Исчез бесследно нелепый безобразный клык, и кривоглазие оказалось
Фальшивым. Оба глаза Азазелло были одинаковые, пустые и черные, а лицо белое
И холодное. Теперь Азазелло летел в своем настоящем виде, как демон
Безводной пустыни, демон-убийца.
Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился
Мастер. Волосы его белели теперь при луне и сзади собирались в косу, и она
Летела по ветру. Когда ветер отдувал плащ от ног мастера, Маргарита видела
На ботфортах его то потухающие, то загорающиеся звездочки шпор. Подобно
Юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, но улыбался ей, как будто
Знакомой хорошо и любимой, и что-то, по приобретенной в комнате N 118-й
Привычке, сам себе бормотал.
И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не
Могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что возможно, что
Это лунные цепочки и самый конь -- только глыба мрака, и грива этого коня --
Туча, а шпоры всадника -- белые пятна звезд.
Так летели в молчании долго, пока и сама местность внизу не стала
Меняться. Печальные леса утонули в земном мраке и увлекли за собою и тусклые
Лезвия рек. Внизу появились и стали отблескивать валуны, а между ними
Зачернели провалы, в которые не проникал свет луны.
Воланд осадил своего коня на каменистой безрадостной плоской вершине, и
Тогда всадники двинулись шагом, слушая, как кони их подковами давят кремни и
Камни. Луна заливала площадку зелено и ярко, и Маргарита скоро разглядела в
Пустынной местности кресло и в нем белую фигуру сидящего человека. Возможно,
Что этот сидящий был глух или слишком погружен в размышление. Он не слыхал,
Как содрогалась каменистая земля под тяжестью коней, и всадники, не тревожа
Его, приблизились к нему.
Луна хорошо помогала Маргарите, светила лучше, чем самый лучший
Электрический фонарь, и Маргарита видела, что сидящий, глаза которого
Казались слепыми, коротко потирает свои руки и эти самые незрячие глаза
Вперяет в диск луны. Теперь уж Маргарита видела, что рядом с тяжелым
Каменным креслом, на котором блестят от луны какие-то искры, лежит темная,
Громадная остроухая собака и так же, как ее хозяин, беспокойно глядит на
Луну.
У ног сидящего валяются черепки разбитого кувшина и простирается
Невысыхающая черно-красная лужа.
Всадники остановили своих коней.
-- Ваш роман прочитали, -- заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру,
-- и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен. Так вот, мне
Хотелось показать вам вашего героя. Около двух тысяч лет сидит он на этой
Площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает
Бессонница. Она мучает не только его, но и его верного сторожа, собаку. Если
Верно, что трусость -- самый тяжкий порок, то, пожалуй, собака в нем не
Виновата. Единственно, чего боялся храбрый пес, это грозы. Ну что ж, тот,
Кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.
-- Что он говорит? -- спросила Маргарита, и совершенно спокойное ее
Лицо подернулось дымкой сострадания.
-- Он говорит, -- раздался голос Воланда, -- одно и то же, он говорит,
Что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он
Всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же -- лунную дорогу,
И хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как
Он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа
Весеннего месяца нисана. Но, увы, на эту дорогу ему выйти почему-то не
Удается, и к нему никто не приходит. Тогда, что же поделаешь, приходится
Разговаривать ему с самим собою. Впрочем, нужно же какое-нибудь
Разнообразие, и к своей речи о луне он нередко прибавляет, что более всего в
Мире ненавидит свое бессмертие и неслыханную славу. Он утверждает, что
Охотно бы поменялся своею участью с оборванным бродягой Левием Матвеем.
-- Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?
-- спросила Маргарита.
-- Повторяется история с Фридой? -- сказал Воланд, -- но, Маргарита,
Здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир.
-- Отпустите его, -- вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как
Когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в
Горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не
Могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского смеха. Как
бы то ни было, Воланд смеялся, поглядывая на Маргариту, и говорил:
-- Не надо кричать в горах, он все равно привык к обвалам, и это его не