Мы можем быть героями: как ботаники изобретают поп-культуру




 

Любители Гарри Поттера, любители теледебатов и фанфиков вышли из подполья, чтобы доминировать и формировать мейнстрим.

Обратите внимание на структуру. Это одна из первых вещей, которой вас учат, когда вы начинаете писать для телевидения. Если вы хотите рассказать достойную историю, вы должны быть уверены в ее форме. Вы должны быть достаточно способными и ловкими, чтобы связать воедино все «ритмы» повествования, сплетая развитие персонажей с сюжетом, создавая напряжение ближе к развязке, которая кажется оправданной. Это сложнее, чем вы думаете. Также, это бесконечно легче, чем пытаться придать значимую структуру неистовому клубку реальной жизни.

Это история об историях - и то, как технологии меняют объем и структуру историй, которые мы рассказываем. Прямо сейчас, в негласной реальности, мы находимся в эпической многосезонной борьбе за территорию человеческого воображения - чьи истории имеют значение и почему. Для меня все началось с фэндома. И если бы мне пришлось рассказать вам, как фан-культура, технологии и политика связали воедино нити моего маленького, запятнанного уголка гобелена 21-го века, если бы мне пришлось выбирать начальную сцену, ога была бы следующей:

Такт первый, весна 1999 года. Маленькая темная комната позади большого старого дома. Дверь захлопывается от крика взрослых, и древний модем оживает. Синий экран освещает лицо 13-летнего ботаника, запеленавшегося в самоуверенную ненависть к себе и гигантскую черную толстовку с капюшоном. Она оглядывается, чтобы проверить, что никто не придет, прежде чем она загрузит страницу, которую ищет. Что-то личное, милое и немного грязное.

Как тревожный, беспокойный, подвергавшийся издевательствам ребёнок предпубертатного периода, я провела большую часть своего времени, читая или смотря фильмы. В 90-х годах поп-культура была ограничена. Персонажи геи и квиры почти не существовали вне “Уилл и Грейс”; Девочки-хоббиты сидели в Шире по домам. Поэтому я начала писать свои собственные истории, в большинстве из которых фигурировала маленькая, взволнованная, беспокойная, трагически непонятая героиня с захватывающими суперспособностями и, самое главное, с друзьями. Иногда я придумывала своих собственных персонажей; иногда я ставила истории в мирах моих любимых книг и шоу. “Властелин колец”. “Баффи, истребительница вампиров” Джосса Уэдона. “Гарри Поттер”, конечно. Сначала у меня не было слова, подходящего для этого типа письма. Это было смутно неприятно, почти стыдно, как будто я вмешивалась в то, чему не принадлежу.

Когда Интернет наконец появился в нашем доме на юге Англии, я обнаружила, что не единственная украдкой пробиралась в произведения других авторов, защищенные авторским правом. Где-то там были такие же люди, как я, писали пассивно-агрессивные заметки на полях сценариев, которые им давали в обмен на жизнь (прим. the scripts they'd been given for their lives – видимо, имеется ввиду, что сценарии эти было трудно получить). У них для этого тоже было название. Они называли это фанфикшен.

Фанфики, в некотором смысле, так же стары, как и сама литература. “Потерянный рай” был библейским фанфиком; «Ад Данте» вполне может быть первым фанфиком – самовствавкой (self-insert) в западном каноне. 85 лет назад в Нью-Йорке было основано The Baker Street Irregulars, первое фанатское общество Шерлока Холмса. Первые настоящие «слэш-фики» - бешенный культ гомоэротического смата Кирк/Спок - возникли из фэндома «Звездный путь» в 1960-х и 70-х годах, за десятилетия до запуска этих низкокачественных, плюющихся фанфиками сайтов, которые я открывала тайком. Меня, как и многих других, привлекали писатели, которые добавляли подрывающие устои или необычные сюжеты и романтические пейринги к традиционным опубликованным произведениям, где подобное редко предлагалось. В «Баффи-фэндоме», одном из моих любимых, я познакомилась с другими людьми, которые хотели читать о женщинах, целующихся и сражающихся с вампирами, - все бесплатно, ради глупой радости происходящего.

История о том, что Интернет сделал с моим поколением, дала нам роль невиновных, извращенных огромной сосущей машиной наблюдения - роль массы истекающих слюной рейджботов (прим: ragebots - боты, атакующие всё подряд, русского аналога нет), десенсибилизированных порно, завербованных в толпы ненавистников, разминающих контент для утробы Instagram. И эта история правдива. Только она не единственная. В кулуарах, на полях, без особых фанфар, набирал силу другой вид повествования, начинающий изменять всю траекторию культурного производства.

Такт второй, лето 2006 года. Ночное кафе пахнущее сахаром и феромонами в Оксфорде, Англия. Шесть или семь учеников-подростков с преждевременной близорукостью тех, кто провел большую часть своего детства, читая с экранов, впервые встречаются с тем, что в наше время, ужасно резко зовётся «мясное пространство» (прим: читай – реальный мир, увы, русского аналога термину 'meatspace’ я не нашла). Это первое заседание общества Фанфикшена и Фольклёра.

Книги и рассказы, которые вы читаете об Оксфордском университете, как правило, описывают претенциозность, сочащуюся от каждой древней балюстрады, самодовольных молодых людей во фраках, разносящие рестораны и выходящие из тюрьмы за деньги, готовясь при этом протрезветь и управлять страной. И все эти истории - правда, просто они не единственные. Было также много застенчивых, занудных молодых людей из менее изысканных семей, которые цеплялись за идею, что, если бы мы были очень умны и работали очень усердно, мы могли бы отправиться в фантастический мир, где люди читали книги, и никто не бросал в нас апельсиновый сок, рюкзаки. Мы пережили наше детство и добрались до школы волшебства – они, на самом деле, все еще снимали фильмы о Гарри Поттере в Оксфорде, когда мы там учились, - но мы все еще никуда не вписывались. За исключением компании друг друга.

Тому были разные причины. Некоторые из нас были из рабочим класса, большинство были странными, почти все мы были нервными чудиками, возникшими из особого невроза одиноких умных детей повсюду, а именно, мы думали о себе слишком много и слишком мало одновременно. И мы все были фанатами. Был Алекс, который познакомил меня с Firefly, прог-роком и разбитым сердцем. Была Лиз, которая познакомила меня с Тори Амос, Джорджем Элиотом и интеллектуальной строгостью, и Джен, родственная душа Лиз c самого начала и один из самых блестящих писателей, которых я когда-либо встречала. Однажды, во время незабываемой ночи экспериментального злоупотребления психоактивными веществами, Джен успокаивала меня, медленно и терпеливо объясняя в течение пяти часов весь сюжет космического эпоса 90-х годов «Вавилон-5», почему это была самая конструктивно амбициозная телевизионная драма десятилетия, и почему мы все когда-нибудь покинем планету на кораблях.

Однако, нашим общим пороком был Гарри Поттер. Фэндом Гарри Поттера был местом, где поколение молодых писателей точило клыки. На таких сайтах, как FanFiction.net и LiveJournal, Драко и Гарри могли целоваться, Сириус не был мертв, а Гермиона не была белой. Warner Bros., студия, которой принадлежат эти фильмы, пыталась расправиться с фанфиками, бомбардируя фан-сайты угрожающими письмами о прекращении противоправных действий; гигантам индустрии развлечений потребовалось много времени, чтобы понять, что фэндомы действительно вызывают энтузиазм (и, следовательно, доход). По большей части никто не пытался заработать на интеллектуальной собственности Дж. К. Роулинг. Речь шла не об исправлении или корректировке вселенной Гарри Поттера, а о добавлении к ней удовольствия. Теоретик СМИ Генри Дженкинс, великий сторонник фанатов, тем не менее описывает их как «браконьеров» собственности известных авторов - за исключением того, что мы не воровали, а только заимствовали. Мы ворвались в сад Роулинг, но только для того, чтобы поиграть там с друзьями. Фанфики были и остаются актом любви к оригинальной работе, а также тоской по всему, чем она не является.

Такого рода взбалмошная ерунда не фигурировала в официальной программе Оксфорда, которая делала неявным различие между дешевым повествованием на массовом рынке и реальной литературой - литературой, которая была достаточно важна для включения в официальный канон великих произведений. Все писатели, которых мы изучали, были белыми, преимущественно мужчинами и в основном мертвецами. При желании, мы могли сосредоточиться на женщинах-писателях. Также, мы были предупреждены старшими одноклассниками, что, если бы мы это сделали, оксфордские экзаменаторы восприняли бы это как знак несерьезности.

Женские истории, как их жизни, женщин, давно считались менее серьезными. Мы уже узнали об этом в фэндоме. На самом деле, одна из причин, по которой над фанфикшеном так насмехаются, заключается в том, что большую его часть всегда составляли женщины, часто молодые, которые пишут сексуальные истории о мужчинах. В основном женщины писали гомосексуальные романы между капитаном Кирком и мистером Споком, двух измученных душах, запертых в хитроумных ситуациях, когда им приходилось заниматься сексом или умереть. Эти истории кропотливо копировались и продавались на конвенциях, и причина, по которой они имели значение, заключалась в том, что даже в разгар так называемой сексуальной революции в популярной культуре было мало места для женщин, чтобы вообразить другой эротизм, вне историй, которые нам рассказывали о нас же самих. В своем основополагающем эссе 1985 года «Порнография, созданная женщинами, для женщин, с любовью,» Джоанна Расс, автор научно-фантастического романа “The Female Man”, предполагает, что, если молодые женщины хотели бы фантазировать об эротических отношениях подлинного равенства, скорее всего это будут отношения между двумя мужчинами, в космосе.

Изначально фанфикшен «Звездного пути» состоял в основном из женщин, которые писали гомосексуальные романсы о капитане Кирке и мистере Споке - двух замученных душах, запертых в надуманных ситуациях, когда им приходилось заниматься сексом или умирать.

Именно благодаря фэндому я узнала более интуитивно-понятный лексикон антисексизма и антирасизма как в литературе, так и в жизни. В Живом Журнале и других фанфик-сообществах, я узнала лексику привилегий и притеснения со стороны. Я узнала, что существует глубокая связь между тем, как человек видит мир, и историями, которые он читает и пишет. Если вы считаете, что западный империализм - чистое благо, вы напишите один вид эпической космической драмы. Вы напишите совсем другой вид, если вы признаете необходимость личного пространства и предупреждениях - терминах, которые функционируют не как цензура, а как сигнал в группе: это места, где обсуждается травма, где мы заботимся о других, где каждый прошел через что-то и сбежал в убежище с подсветкой - ​​онлайн-фэндом, чтобы найти таких людей, как мы.

Но фэндом также помог мне встретиться с людьми, отличающихся от меня, и это было не менее важно. В жизни каждого одинокого, неправильно понятого, умного привилегированного ребенка наступает время, когда ему приходится сталкиваться с тем фактом, что быть умным, одиноким и неправильно понятым - это не худшее, что может случиться с человеком, что у некоторых людей гораздо больше вещей, с которыми они борются помимо того, чтобы быть безнадёжным ботаником. Я была и остаюсь невежественной замкнутой белой, которой многое предстояло узнать, но эта часть моего образования началась, когда я начала следить за “цветными” фанатами и авторами. Мои первые настоящие друзья, которые не были белыми, жили за тысячи километров, и я знала их по дурацким аватарам и финским псевдонимам, а также исчерпывающим знаниям лора Толкиена. Я училась по статьям и книгам, на которые они кидали ссылки. Были длинные мучительные перепалки. Я слушала. Я делала заметки.

Фэндом был так же важен для моего образования в колледже, как и все, что я узнала на реальных лекциях, которые я иногда пропускала в пользу обсуждения альтернативных фанатских теорий Баффи, истребительницы вампиров в пабе. В мой последний год, когда выяснилось, что Оксфорд не предлагал ученую степень по изучению фанатства, я соединила две жизни, отчаянно сочиняя статьи по истории коммуникационных технологий, которая всегда была историей кровавых распрей из-за того, кому было позволено написать и прочитать официальную историю человеческой судьбы и человеческого желания. В конце 15-го века, когда технология печати впервые появилась на Западе, и грамотность стала более распространенной, моральная паника, связанная с тем, что обычным необразованным людям было позволено читать, толковать и высказывать мнения о Библии, почти разорвала Европу на части. Наборный шрифт изменил структуру повествования, как и все последующие технологические изменения, от телевидения до Интернета. Именно это и имел в виду Маршалл Маклюэн, когда писал «посредник - это сообщение», - что природа и формат коммуникационных технологий, гораздо больше, чем содержание, переставляют мебель в коллективном разуме.

Такого рода теоретизирование было достаточно хорошо для Оксфорда, но вы не можете оставаться в школе волшебников вечно. Жизнь должна была стать намного менее теоретической. Наступил поворот сюжета, и никто из нас не был готов.

Такт третий, осень 2008 года. Девять бывших и связанных членов Оксфордского Общества Любителей Художественной Литературы и Фольклора переполнены всевозможными оттенками разочарования и паники в грязной лондонской квартире. Мы вышли из колледжа прямо в зубы финансовому кризису.

В те дни мы редко выходили из дома, потому что ни у кого из нас не было денег, все мы были истощены и подавлены, и кроме того, на нашей избитой улице во внутреннем Лондоне особо не было сообщества, в котором мы могли бы участвовать. Наше сообщество было онлайн. Мы все вкладывали столько денег, сколько могли чтобы позволить себе загружать как можно больше шоу и подробно их обсуждать во время простоя между заданиями с минимальной заработной платой. Фан-сайты, подкреплённые запуском архивных проектов, таких как Organization for Transformative Works, функционировали в качестве нашего публичного прокси-сервера. Подобный сдвиг происходил повсюду, как заметил критик СМИ Говард Рейнгольд, из-за «голода по сообществу, который растет в груди людей во всем мире, поскольку все больше и больше неформальных общественных пространств исчезают из нашей реальной жизни». Во всяком случае, это сделало нас еще более вовлеченными в политику.

Повествовательная структура нашей жизни раскололась. Всё происходило не так, как было задумано. Мои друзья по фанфикам и я не выросли в ожидании оказаться главными героями каждой истории, но мы думали, что история, по крайней мере, должна была иметь смысл. «Я пишу беллетристику», - сказала Джен по электронной почте. «Как своего рода последняя попытка сделать последний бросок, чтобы моя жизнь не стала такой, какой я не хочу… В какой-то момент мне нужно что-то сделать: я, черт возьми, отказываюсь быть такой же несчастной, какой я себя представляю в будущем».

Что качается меня, я совмещала две работы с курсами по журналистике, пытаясь следовать какой-то версии сценария миллениального стремления, который внезапно стал ужасно устаревшим. По вечерам я начинала вести блог, переходя от Живого Журнала к общедоступному блогу, на который подписывались, потому что, очевидно, люди хотели услышать о том, каково это быть молодым и на мели, квир и женского пола и накаливающейся от коварных перепитий сюжета 21-го века.

Такт четвёртый, весна 2014 года. Нью-Йорк. Та же девушка, с ноутбуком по-лучше и лучшим пониманием ставок в реальном мире, сгорбилась у подножия кровати, где ей следовало бы спать, однако не спящая, потому что в Интернете было что-то очень, очень неправильно. Я работаю журналистом уже шесть лет, пишу о благосостоянии, молодежных протестах и женском движении сколько бы публикации мне не приносили - The Guardian, the New Statesman, The Independent - и веду блог, когда никто уже этого не желает. Я приехала в Америку, чтобы прикрыть «Оккупируй Уолл-стрит», и осталась в тщетной попытке избежать грома гонений, который мучил меня в Англии. На этот раз, однако, всё было хуже, чем когда-либо.

В то время как многие миллионы людей чувствовали, что они были вычеркнуты из будущего, не все договорились о том, кого винить. Некоторые из нас обвиняли банки, обвиняли структурное неравенство. Но некоторые люди не обращают внимания на структуру. Некоторым людям требуется слишком много энергии, чтобы подняться наверх и им проще зарыться - обвинять женщин и цветных людей, а также квир и иммигрантов в том, что они не ведут богатую и наполненную смыслом жизнь, которую им обещали.

Каждый раз, когда я открывала свой ноутбук, чтобы писать, я оказывалась под лавиной фантазий незнакомцев, наполненных яростью и изнасилованиями, которые полагали, что для молодых женщин морально недобросовестно говорить о политике и поп-культуре. Это стало последней каплей. Я не была писателем-фантастом такого уровня, как Джен, но так же, как и она, годы назад, решила снова начать писать художественную литературу всерьез, даже если она была отстойной, как последняя ничтожная попытка направить собственную жизнь в сюжетную арку, которая не закончится отчаянием.

Книга Джозефа Кэмпбелла «Герой с тысячей лиц», самая продаваемая книга о формуле «путешествия героя» и предположительно универсальных правилах повествования историй, была выпущена в конце 1940-х годов. Эта простая идея, что почти каждая история, которую стоит рассказать, когда вы сводите ее, на самом деле является историей об одном парне и его личностном росте, когда он преодолевает препятствия, борется с монстрами, обретает мудрость, влюбляется и приходит домой другим, но в целости. В 1985 году голливудский аналитик историй Кристофер Фоглер передал краткое изложение книги в руки друзей, коллег и руководителей Disney. Вскоре, по словам Воглера, «руководители других студий раздавали брошюру писателям, режиссерам и продюсерам в качестве руководства к универсальным коммерческим шаблонам сюжетов».

"Путешествие героя" была и остается шаблоном для создания голливудского хита. По словам Кэмпбелла, этот «мономиф» - не просто лучшая история, а единственная история, переданная из эпохи классики. Но многие из нас не видели своей собственной жизни в этих моделях. По словам психотерапевта Морин Мердок, сам Кэмпбелл сказал, что женщинам не нужно путешествие героя - нам просто нужно было признать, что они были «тем местом, на котором люди пытаются оказаться. Писатель Чимаманда Нгози Адичи говорила об опасностях единственной истории: «Единственная история создает стереотипы, и проблема со стереотипами заключается не в том, что они не соответствуют действительности, а в том, что они неполны. Они делают одну историю из многих возможных единственной». Человеческое общество может прожить на одной истории также долго, как человеческое тело может процветать на диете из сырого стейка, приправленного Аддераллом.

Фикрайтеров объединяло, пускай и расплывчатое, ощущение отчуждённости от великих социальных мифов о произвольности гендера, расы или класса. Но к середине 2010-х годов работы женщин, квир и цветных людей, многие из которых возникли из открытого пасти интернета молодыми и голодными, начали доминировать над «официальными» списками научной фантастики: Чарли Джейн Андерс, Эмили Сент-Джон Мандель, Кэтрин Валенте, Наоми Олдерман, Кен Лю, Кармен Мария Мачадо, Аннали Ньюитц, Ннеди Окофор, Шонан МакГуайр, Н. К. Джемисин и другие. Внезапно, большинство лучших и самых тиражируемых публикаций были написаны теми и, слава Богу, о тех, кто не были упрямыми белыми парнями, мечтающими о космических войнах. Книги Джемисина «Сломанная Земля», все три по порядку получившие награды Хьюго, показывают, что происходит, когда вы угнетаете самых влиятельных людей в обществе - видение распада цивилизации, более богатое и сложное, чем стандартная антиутопия численного бедствия. "Станция Одиннадцать" Манделя повествует о труппе актеров, пытающихся создать красоту после глобальной эпидемии, дав ей в качестве своей мантры старую строчку из «Звездного пути»: Voyager: «Выживания недостаточно».

Не все нашли эти идеи привлекательными. Не все были в восторге от нового урожая писателей, прибывшим с окраин. Может быть, все было бы в порядке, если бы мы оставили наши извращенные фантазии там, где им место, - в грязных, легко возбудимых чатах интернета, в которые никто важный никогда бы не втиснулся. Возможно, было бы лучше, или, по крайней мере, безопаснее, если бы мы не начали задумываться о том, как мы реализовать фантазии в "мясном пространстве". По словам некоторых не особо разбирающихся в вопросе, но делающих вид обратного (прим: здесь было chin-stroker - человек, делающий вид, что он заинтересован в теме, несмотря на то, что это не так) читателей из комментариата Твиттера, именно это и стало причиной всех неприятностей: слишком много геев, слишком много женщин, слишком много цветных людей, строящих из себя героев. Показывать подобные вещи часто - слишком нереалистично, - считают эти фанаты историй, в которых фигурируют драконы, демоны и путешествия во времени.

В 2014 году геймеры, возмущенные требованиями более разнообразного повествования в видеоиграх, объявили открытый сезон охоты на феминисток в Интернете. Армия читателей комиксов, любителей фэнтези и телезрителей последовала их примеру, яростно вопя против женщин. Gamergate - и другие случаи, которые были ничем иным, как почвой для вербовки в то, что сейчас называют alt-right (подвид ультраправого движения) - были кампаниями преследования, организованными по мелким каналам, переполненным крипто-фашизмом. Целью было уничтожить карьеры и разрушить жизни.

Некоторые фанаты понимают культуру только как функцию войны. Они верят, что являются смелыми мятежниками, которые пытаются отобрать свои любимые фандомы у ползучих полчищ борцов за социальную справедливость, у ледяной армии снежинок, грозящих принести бесконечную зиму на летние земли нёрдов. Они считают себя Альянсом Повстанцев, ковбоями, всадниками Рохана, хотя на самом деле они из Имперцев и всегда были ими.

Такт пятый, лето 2016. Митинг крайних правых на Республиканском национальном съезде. Я здесь как репортер, и я держу свой диктофон пока крайне правая нано-знаменитость на подиуме легко переходит от разглагольствования об угрозе ислама к болтовне про перезапуск Охотников за привидениями. «Страшный феминистский провал!» - кричит Мило Яннопулос. Толпа сходит с ума.

До этого момента я не понимала то, что многие из этих людей чувствовали, будто на них напали. Им казалось, что женщины, коричневые и квиры уже и так забрали многое. Как писал Франклин Леонард, основатель Черного Списка, «когда вы привыкли к привилегиям, равенство ощущается как угнетение». Теперь мы тоже пришли за их заветными фантазийными мирами - мирами, в которых они нуждались, когда были молоды и одиноки, настолько же, насколько и мы. Мирами, которые они тоже любили.

Но есть разные виды любви, не так ли? Раньше я считала, что в фэндоме есть что-то универсальное, что наше волнение и любовь к самым заветным историям могут объединить всех. Это была не самая глупая вещь, в которую я верила, когда мне было двадцать с небольшим, но в то время я проглотила много бессмысленной чепухи о том, что значит любовь, и о том, сколько работы она требует. В своей взрослой жизни или в жизни фаната я еще не сталкивалась с такой любовью, которая всегда и только связана с собственничеством.

Все нёрды любят свои фэндомы. Для некоторых из нас это означает, что мы хотим делиться ими и подбадривать их по мере роста этого фэндома, его развития и изменения. Для других, любить фэндом означает, что они хотят владеть им, закрыть границы и охранять их от любых признаков отклонения.

Такт шестой, осень 2016 года. Я публикую небольшой роман «Все, что принадлежит будущему», который является едва замаскированным фанфиком обо мне и моих друзьях, действие которого происходит в Оксфорде из далекого будущего, с группой квир-анархистов в грязной съёмной квартире, которые пытаемся создавать искусство в мире, в котором нет для него места. Структура изношена, и мне едва удалось выернуть элементы, находящиеся под авторскими правами из некоторых наших наиболее благоприятных приключений, но в этой научно-фантастической версии мы смогли украсть будущее. Я написала эту книгу, чтобы произвести впечатление на Лиз, которая шлёт поздравления из Лос-Анджелеса, где она вышла замуж за фотографа, и Джен, которая никогда не сможет прочесть её, потому что умерла шесть месяцев назад.

Нет аккуратного, простого способа столкнуться с этой информацией. Это то, что мои коллеги по телевидению назвали бы тональной непоследовательностью, один из осколков, торчащих из этой истории о конструкции историй. Если бы я шоураннером, я бы прямо сейчас переместила нас в бутылочный эпизод, рассказывающий о Джен, о том, кем она была и почему она имела значение, за исключением того, что я заставила бы Лиз написать к нему сценарий, потому что она знала её лучше всех, и я бы придумала наполненную смыслом концовку, где блестящие, добросердечные друзья не умирают бессмысленно и слишком рано.

Я думала, что у нас будет время снова воссоединиться, болтать без умолку как мы привыкли о книгах, сексе и ожиданиях, и о том, как мы все собираемся покинуть эту планету. Но времени не оказалось. Ей было 28 лет. Когда некоторые члены старой фанфик-группы пошли навестить комнату Джен в последний раз, прежде чем она была вычищена, они обнаружили, что она писала на своих стенах, в том числе и ту старую строчку из «Вояджера» и «Станции одиннадцать»: «Выживания недостаточно».

Такт седьмой, весна 2019 года. Лос-Анджелес. Прошло много времени с тех пор, как я осмелилась перечитать какую-либо из историй, являющихся исполнением желаний, которые я написала в своих одиноких подростковых тетрадях, но я подозреваю, что, если бы я это сделала, в них было бы что-то вроде этого: вы - свободный политический репортер на задании на корабле посреди Средиземного моря, освещаете техническую конференцию, полную украинских моделей, когда Джосс Уэдон звонит и спрашивает, думали ли вы когда-нибудь писать для телевидения. Конечно, но в том же ключе, как когда думаешь стать астронавтом. Шесть недель спустя вы находитесь в Калифорнии, сидите в своей первой писательской комнате, работая над новым научно-фантастическом шоу Уэдона для HBO, “The Nevers”, и оказывается, что в прошлом, вечера в колледже, проведённые в спорах о Баффи с вашими лучшими друзьями, были куда более полезным использованием времени, чем вы думали.

Я всегда подозревала, что Лос-Анджелес был в значительной степени вымышленным, но я убедилась в этом наверняка, как только приехала. Это беспорядочный, забитый пробками сон, пекущийся на бесконечном солнце, как будто нормальный мегаполис растаял в луже под воздействием собственной шумихи. Повсюду пальмы. По крайней мере, два раза в неделю возникала мысль - нтересно, может я прошла через волшебный экран телевизора, и мое тело где-то в Англии, медленно коченеет.

Комнаты писателей – напряженные места. Вы берете от шести до десяти умных, чувствительных, амбициозных людей, которые провели подростковый период в основном в своих собственных головах, заманиваете их деньгами и сладкими закусками, ловите их в комнате со всеми этими досками и говорите им выходить, когда они напишут сценарии 10-ти или 20-ти эпизодов или переубивают друг друга, в зависимости от того, что наступит раньше. Идеи всплывают на поверхность и лопаются, образуются дружеские отношения, все арки персонажа сдвигаются и меняются за один день; эго растянуто до точки разрыва, и любимчики разбиты о скалы студийных рекомендаций и производственных бюджетов. И потом вы даёте актерам волю. Окунуться с головой в совершенно новую индустрию – я нашла всё это очень увлекательным. Однако, наблюдение за приготовлением колбасы на самом деле улучшает впечатление от завтрака.

На второй день в “Nevers”, в окружении все еще пустых досок, где отсутствовали ДНК- последовательности шоу, двое из нас смущенно признались, что мы писали фанфики по Баффи. Уэдон посмотрел на Джейн Эспенсон, которая писала для Баффи и многих других шоу, которые мы смотрели, и на остальных, с кем мы слишком боялись заговорить. «Мы тоже», - сказала она. «Мы назвали это 6 сезоном».

 

Такт восьмой, прямо сейчас, 2019 год. Я работаю на полную ставку в моей второй писательской комнате, для «Призрака Бли Мэнор», готического шоу ужасов, отчасти основанного на «Повороте винта» Генри Джеймса. Я получила работу после панического интервью, где я болтала о важности инноваций в архитектуре повествования и начала нервно объяснять структурную элегантность “Вавилона 5” - и почему эпизодически повествующее телевидение столь же культурно важно для 21-го века, как и романы были важны для 18-го. Я не объяснила это так же хорошо, как Джен. Я не думаю, что когда-либо смогу. Но это выглядит примерно так:

Телевидение и онлайн-трансляция способствуют развитию нового, мощного гибридного вида массовой культуры, который может быть коллективным, не будучи однородным. По мере того как основанное на арках телевидение расширяется, становится все более разнообразным и дерзким, киноиндустрия неловко отстает. Фильмы все еще ограничены собственным форматом: они вынуждены рассказывать истории определенной длины, так, чтобы убедить достаточно людей покинуть свои дома, найти место для парковки и купить билет на выходные, когда стартует показ, иначе их будут считать провалом. Это означает, что большая часть кинематографа по-прежнему должна апеллировать к тому, что индустрия считает самой широкой аудиторией. Так что это супергеройские блокбастеры, бесконечные ремейки и перезагрузки, а также продолжения сиквелов, которые доминируют в прокате. Безопасные ставки.

Эпизодически повествующее телевидение, тем временем, позволяет множеству историй происходить одновременно. Интимное и запутанное, оно может оказаться новой формой для нашего века, но, чтобы раскрыть истинный потенциал такого типа повествования, потребовалось появление потоковых платформ. Netflix, Amazon, Hulu, HBO. Потоковая технология изменила одну простую вещь в том, как мы сегодня рассказываем коллективные истории: она сделала любое шоу теоретически доступным для всех в любое время. Телевизионный писатель больше не обязан обращаться к очень большому количеству людей в определенное время каждую неделю и удерживать их внимание во время рекламных пауз. Внезапно телевидение стало посредником, который мог найти свою аудиторию, где бы люди ни находились, при условии, что у них есть широкополосный доступ и чьи-то данные для входа. Никому больше не нужно писать «универсальные» истории, потому что каждое шоу или сериал могут найти свою аудиторию, а его аудитория может обсуждать шоу на фан-сайтах, форумах и в различных социальных сетях в реальном времени.

Технология позволила взорвать фан-культуру и разобрать ограды между традиционными создателями «канонов» и бывшими крепостными в области воображения.

Фан-культура лихорадочна, изменчива и совершенно неугомонна. Это не всегда подарок для создателей, которые часто просто хотят угодить своей аудитории, но барьеры между нимипри этом разрушаются. Фанфики дали новому поколению авторов понимание того, что может быть много историй одновременно. Перезапуски с женскими персонажами, черные супергерои, азиатские ром-комы, квир-комедии: культура начинает выглядеть так, как фанфикшен, множество каскадов возможностей. Но не сам фанфикшен или даже фанфики в целом повлекли за собой изменения - именно технология позволила взорвать фан-культуру и разрушить заборы между традиционными «каноническими» создателями и бывшими крепостными в области воображения. Интернет разрушил культурный центр, превратив тех, кто был на обочине, в новый мейнстрим. Кстати, из первых членов нашего оксфордского общества любителей фантастики и фольклора двое уже опубликованы, один - культурный критик, а второй - главный редактор в издательстве научной фантастики / фэнтези.

Вы все еще можете обнаружить патину смущения всякий раз, когда спрашиваете другого писателя, баловались ли они когда-нибудь фанфиками. Но удивительное число авторов баловались и балуются фанфиками до сих пор - редакторы, романисты, журналисты, писатели кино и телевидения, такие как я, которые делают всего понемногу, у всех своя секретная общая история. Одина из них, старшая коллега в моей комнате писателей, имеет особый рефрен всякий раз, когда она хочет изменить сюжет. «Существует ли мир», - спрашивает она, - где такого не бывает?» Когда вы цветная женщина в индустрии, созданной белыми мужчинами, вы разрабатываете новые способы представления своей точки зрения. Вы не говорите им, как это должно быть. Вы спрашиваете их, как это может быть. Есть ли мир, где всё должно быть именно так, а не иначе?

Я думаю, что есть. Есть мир, в котором мальчики и девочки и все остальные получают больше, чем одну историю о том, как изменится будущее. Существует мир, в котором эпическое повествование в массовой культуре может быть ловким и раскрепощающим, может одновременно информировать, вдохновлять и восхищать. Существует мир, в котором нам не нужно завершать все, как “Игра престолов”, настаивая на том, что все женщины всегда были безумны, и сжигая мир со всеми внутри.

Если бы это было путешествие героя, на этом моя роль и закончилась бы. Застенчивая, занудная девушка преодолевает стандартный набор препятствий, чтобы пробиться в Голливуд. Потяните за пальмы и выкатывайте титры. Но это не простая, единственная история. Мне надоели подобные истории, и, признайтесь, Вам тоже. Мне интересен коллективный разум. Мне интересны более масштабные и незнакомые сюжеты о том, кто мы такие и как мы переживаем эту аварию из 10 автомобилей в слоу-моушен на протяжении столетия, и чем мы могли подобное заслужить. Потому что просто выживания недостаточно.

Оригинал: https://www.wired.com/story/culture-fan-tastic-planet-fanfic/?mbid=social_twitter&utm_medium=social&utm_social-type=owned&utm_source=twitter&utm_campaign=wired&utm_brand=wired&verso=true

Перевод: Родина А.С.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-09-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: