На траурной церемонии присутствовало 25 человек, трогательные выступления.
На поминках в кафе были многочисленные двоюродные, звучали очень теплые слова и воспоминания. Об издании его стихов - это была главная тема моих забот. Мне обещали, и я думаю, что ничто не пропадет.
Очень надеюсь на нашего с Борисом одноклассника, Бориса Абрамовича (их дома в Зеркулях рядом). У этих двух Борисов была задумка издать одну на двоих книгу. Думаю, что подразумевались и стихи о супруге Бориса Григорьевича Ольге, я об этом узнаю.
Буду держать связь с вами и с потомками Бориса Григорьевича напрямую и через его друга.
Галина Николаева.
Еще вчера…
Памяти Бориса Григорьевича Фрейлиха
Мы встретились накануне Троицына дня в «Пятерочке» - все дороги ведут сюда, как в Рим. Боря стоял у витрины овощей и говорил моему мужу, как вкусна цветная капуста, жаренная в сухариках, печалился:
- Даже не буду покупать, все равно, как у жены не получится вкусно.
Много уже лет прошло после смерти его супруги. Но он всегда говорил о ней как о живой, как будто все было вчера.
Еще вчера…Он был жив. Его сердце остановилось в родительскую субботу, не выдержало.
«Еще вчера…» написано на титуле сборника стихов Бориса Григорьевича Фрейлиха. Он подписал мне эту книгу полушутливо «Собрату по перу Галине Ивановне». Братья по перу? Нет, я всегда была подмастерьем, а он Мастер.
Перечитываю его стихи и вдруг возникла «Кукушечка».
Я проживу на свете
Так долго, как смогу,
И не считаю эти
«Ку-ку,ку-ку,ку-ку».
Смеется смерть-старуха:
-Беги, подстерегу,
И шёпотом на ухо
Скажу тебе: Ку-ку
Вот и откуковала тебе, дорогой мой человек, зеркулевская кукушечка и захлебнулась. А он в ответ весело:
Коль что-нибудь на свете
Оставить я смогу,
Я посмеюсь над смертью:
-Ку-ку!
И посмеялся над своею телесной смертью, потому что душа его была на недосягаемой высоте духовного восхождения. А там смерти нет – «рукописи не горят».
Он оставил нам свое завещание не в жанре проповеди, без назиданий, без менторского тона, а легко и просто исповедовался перед самим собой. Легко и просто доверял нам свое осмысление мира. А легкое дуновение исповеди росло в катаклизмах Арктики, ведь он по профессии инженер-гидрометеоролог. А за этим стоит и одиночество на полярной станции, и труднейшие испытания в экспедициях, а главное, жизнь без близких и родных, без любимого города Ленинграда. Но именно Арктика растила в нем поэта. Слышите, вот она:
Шальной, разбойный посвист ветра,
Печальный плеск холодных вод,
Но понемногу километры
Приобретали вес и плоть.
Я ощущал всю их громаду
Я смену ждал - пора! Пора!
…Стихи – последняя отрада,
Стекали грустные с пера.
Стремление постигнуть себя было не простым. Это было как сражение каждый день за терпеливую работу. Выковывал характер, читая русскую поэзию, изучая и образовывая себя.
Пурга вбивает воздух в горло
Холодным ломом ледяным,
Но я гоню собак упорно,
Хлещу кнутом по коренным.
Пусть снег глаза сечет,и легких
Я с кашлем выплюну куски-
Гоню упряжку через сопки
Я убегаю от тоски.
Гоню, гоню собак усталых,
Их проклиная и любя
И, может быть, за перевалом
Настигну самого себя.
Не могу налюбоваться твоим, Борис Григорьевич, «Майским вечером в городе Певек». Тебе тогда было 47 лет. Сколько в тебе было любви, счастья смотреть на солнечный закат.
«Солнце плывет над моею Чукоткой.
-Правда твоя, я не раз это видел,
Но до сих пор я глаза не насытил
Скромной красою полярного лета.
Сколько любви вмещала его душа. Люди и природа Чукотки становились ему родными. Вот стихотворение «Южак». Это местное название ветра. Но поэт увидел, что это не просто ветер, а театр, на который можно ходить и смотреть, удивляться и любоваться.
Дует ну и дует. Эко диво –
Снежная, шальная карусель.
А когда-то чудилось – красиво.
Нежно-серебристая пастель.
Но отчего-то южак присмирел, - сетует автор. Может, люди утратили способность видеть чудо.
Может, мы с годами растеряли
Древнее с натурою родство,
И самих себя обворовали
Этакое автоворовство.
Еще вчера, кажется, он был в Певеке - родине южака. Еще вчера, кажется, тянул упряжку вожак:
Собаки наши спят в снегу
За нартою, лежащей боком,
И старый чукча- мой каюр,
Пьет чай, задумавшись глубоко.
Вздыхает, курит Кителькот
Морщины к носу гонит бровью.
-Вожак, однако, не дойдет-
Сегодня снова кашлял кровью.
Вожак, умирая, рвался к передку упряжки. Умирает, но успевает протащить нарты еще две мили. И поэт восклицает:
Как бы хотел я не хуже
Встретить последний рассвет.
Поэт Борис Фрейлих встретил свой последний рассвет в дорогой его сердцу деревне со звонким названием Зеркули. Именно здесь в псковской деревушке он определит главные ценности человеческого бытия.
Я все же жил в согласии с собой.
И главное – любил, а это много.
И что с того - любили ли меня,
Способность полюбить - улыбка Бога.
Еще вчера Борис Фрейлих был жителем Красногородской волости, где его полюбили и считали своим и родным. Именно здесь он нашел свой последний приют, «где о прошедшем и грядущем он скажет короткое: «Аминь!».
Прости, что так спонтанно возникли эти мои строчки:
Еще вчера «улыбкой Бога»
Ты согревал всех без конца,
Но знают о любви немного наши подсохшие сердца.
А ты накрыл так безыскусно
Волной любви наш тихий край…
Соль на горбушке хлеба – вкусно!
Глоток колодезный – вот рай!
Дмитрий Игнатьев
Благоуханны ночи в мае,
Зарницы дальние тихи.
А я один: сижу, читаю
Бориса Фрейлиха стихи.
И вижу то, что он узрел,
Душой гонимый по пространству,
Что пережил и что пропел
О красоте, любви и постоянстве.
И в сердце ранили меня
Стихи негромкие поэта.
Нашли, как первый лучик дня,
Как друг, ворвались без привета.
Свой путь, отмеренный судьбой,
Прошел ты честно, без подвохов.
Был не в ладу с тугой сумой,
А лишь копил любви ты крохи.
И накопил, и даришь нам
Свои путевые заметки,
Над миром суетным пройдя по облакам
И душу в небо отпустив из клетки…
25.04.2009г.
P.S Читатель юный через много лет
Перечитав твой томик, удивится
И осознает, почему не спится
И отрокам, и путникам на склоне лет.