НИКОЛАЙ КОЛЯДА
МАСАКРА
Пьеса в одном действии.
Город Екатеринбург
2018 год
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ДАРЬЯ – 40 лет
АНДРЕЙ – 30 лет
В свадебном салоне на улице Луначарского, поздно вечером.
Свадебный салон на улице Луначарского. Просторный. Светлый.
Света много ещё и от того, наверное, что весь салон заставлен манекенами с белоснежными свадебными платьями. Всё блестит фальшивыми китайскими бриллиантами.
В центре магазина стоит несколько «челночных» мешков, клетчатых.
Мешки под завязку забиты платьями, костюмами.
Среди мешков - стул, на стуле сидит ДАША.
Она в свадебном платье, на голове у нее корона с дешёвыми камешками. Даша сидит нога на ногу. Курит, пепел на пол стряхивает.
Напротив Даши стоит АНДРЕЙ.
Он в какой-то мешковатой, грязной куртке из кожзаменителя, в стоптанных башмаках, в мятой кепке на голове.
Поздний вечер.
На улице время от времени, грохоча и позвякивая, пробегают запоздалые трамваи, блестят в свете уличных фонарей. Там тополя на улице - они качаются от ветра и роняют на асфальт большие желтые листья.
Даша и Андрей долго молчат.
ДАРЬЯ (вдруг). А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович...
АНДРЕЙ. Что?
ДАРЬЯ. Ничего.
АНДРЕЙ. Целовать курящую женщину – всё равно, что лизать пепельницу.
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Сказал Горький.
ДАРЬЯ. Ну, не ты же, ясен перец.
АНДРЕЙ. Признаюсь, не я. Горький сказал: «Целовать курящую женщину – всё равно, что лизать пепельницу!».Понимаешь?
ДАРЬЯ. Ну, целовал же. Лизал же.
АНДРЕЙ. Повторяю: «Целовать курящую женщину – всё равно, что лизать пепельницу!». А ты, Дашенька, куришь!
ДАРЬЯ. И что мне теперь: обосраться и не жить?
АНДРЕЙ. Фу!
ДАРЬЯ. Фу-фу.
АНДРЕЙ. Так вот, что касаемо этого дела …Я не виноват ни в чём. Ты сама всё сделала, Дашенька.
ДАРЬЯ. Конечно.
АНДРЕЙ. А кто еще?
ДАРЬЯ. Никто.
АНДРЕЙ. Сама. Сама!
ДАРЬЯ. Папин бродяга. Мамин миляга.
АНДРЕЙ. Прекращай уже!
ДАРЬЯ. Я давно прекратила. А ты что так одет? Ты что как на Северный полюс собрался?
АНДРЕЙ. Я всегда так ходил, в такой одежде, Дашенька.
ДАРЬЯ. Что, правда? Какой-то бурдюк, зимогор просто, бомжара. А почему я не замечала? Это же ужас.
АНДРЕЙ. Ты давай только без фанатизма. Не знаю, куда ты смотрела. Не на меня, наверное.
ДАРЬЯ. Чего?
АНДРЕЙ. Того. Ну, так вот. Что касаемо этого дела … Дак что ты мне звонила, зачем вызывала?
ДАРЬЯ. Я разве тебе звонила? Ты разве не сам приехал?
АНДРЕЙ. Ты звонила. Посмотри в свой телефон, в исходящие, Дашенька!
ДАРЬЯ. Нету телефона. Продала его. Тоже.
АНДРЕЙ. Ты звонила! Так вот, что касаемо этого дела, по которому я пришел сюда … Дашенька, я же сказал тебе, что я тебя больше не люблю.
ДАРЬЯ. Ну.
АНДРЕЙ. Ну, любил раньше. Разлюбил теперь. Ну, это же нормально, нет?
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Любил – разлюбил. Раньше любил, а теперь – разлюбил. Теперь – разлюбил. Но ведь когда-то же – любил! И поэтому, давай разойдемся мирно. Понимаешь?
ДАРЬЯ. А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович.
АНДРЕЙ. Ну, хватит уже, Дашенька. Не смешно.
ДАРЬЯ. А мне смешно. Какая же я дура. Масакра полная. Знаешь, что это такое? Это когда полный финиш. Нет перевода на русский. Резня, конец, финиш, триндец, пропасть, провал, жесть, адище, капец, блин. Ну, и еще …
АНДРЕЙ. Хватит.
ДАРЬЯ. Дай договорить?
АНДРЕЙ. Я уже понял. Хватит! К чему ты про это, Дашенька?
ДАРЬЯ. А я и не знаю. Начала говорить и забыла: зачем я это говорила? Не знаю. Ничего не знаю. Знаю только, что полная масакра в моей жизни наступила.
АНДРЕЙ. Я просил: без фанатизма.
Даша встала.
Идет к манекенам, проводит пальцем по платьям.
Идёт, теребит юбки, трогает манекены.
ДАРЬЯ. Слушайте, девки, а? Вы замуж собрались, а? Не надо, пожалуйста. Вы слышите, нет? Нет, не меня, а его - вы слышали то, что он сказал? Он любил, но теперь – разлюбил. Понимаете?
АНДРЕЙ. С кем ты разговариваешь?
ДАРЬЯ. С невестами.
АНДРЕЙ. К чему это? Прекращай этот спектакль, Дашенька.
ДАРЬЯ. Нет, вы слышали? Он любил, но теперь разлюбил. Андрюшенька, дорогой! Ну, тогда верни мне все мои игрушки, раз мы с тобой расстаемся, а? Поиграли и верни, а? Я ухожу из твоей песочницы, отдай мне мои игрушки!
АНДРЕЙ. Ну, я же просил без фанатизма!Что еще?
ДАРЬЯ. Забирай свои игрушки, отдавай мне мой совок! Не хочу с тобой, подружка, здесь играть! Тут мой песок!
АНДРЕЙ. Ты что, чёкнулась, Дашенька?
ДАРЬЯ. Нет, там, тогда, в детстве, мы не так говорили! Там было не так! А вот как было: «Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, не играй в мои игрушки, и не писай в мой горшок! Мама купит мне козу, я тебе не показу! А козу зовут Маруся, я сама ее боюся!».
АНДРЕЙ. Ну, всё, я пошел. И зачем вот ехал? Про козу слушать?
ДАРЬЯ. Стой.
АНДРЕЙ. Что, Дашенька? Что касаемо этого дела, я тебе скажу … Дашенька, мы прожили с тобой год, у меня были проблемы с бизнесом. Но ты – спасибо тебе! – выручила, подарила мне машину, я ее продал, и всё!
ДАРЬЯ. Что – всё?
АНДРЕЙ. Всё теперь хорошо!
ДАРЬЯ. А еще я переписала на тебя квартиру, и ты ее тоже продал.
АНДРЕЙ. Ну, да, правда.
ДАРЬЯ. Я теперь снимаю комнатёшку в коммуналке. А еще я отдала тебе все мои деньги, все накопления. А еще я взяла бешенные кредиты, и теперь я закрываю мой свадебный салон, мой бизнес, который я десять лет назад создала с нуля. Закрываю, потому что мне нечем платить за аренду. Я даже телефон продала. У меня нет ничего. Нуль.
АНДРЕЙ. Ну, да. Это правда.
ДАРЬЯ. Правда?
АНДРЕЙ. Ну, я же не просил тебя, ты сама это сделала, Дашенька.
МОЛЧАНИЕ.
ДАРЬЯ. Правильно. Потому что, едва мы с тобой познакомились, началось что-то странное. Когда у тебя кончились деньги на цветы для меня и на рестораны, ты начал плакать по ночам. Наверное - да нет, не наверное, а конечно! – не плакал, а играл! Играл, эдак, отвернувшись ночью к стенке, всхлипывал и будил меня, а я, добрая душа, просыпалась в ужасе и спрашивала: «Андрюша, что с тобой, что случилось?!».
АНДРЕЙ. Не так, Дашенька. Не передёргивай. Зачем ты всё время передёргиваешь, Дашенька? Ты проснулась тогда, в первый раз, и сказала: «Что такое? Ты плачешь?». Так ты сказала. Я очень хорошо это запомнил. Потому что я тогда - любил тебя. Такое не забывается. Но теперь я тебя - разлюбил.
ДАРЬЯ. Ну да. И ты сказал мне: «Да я так!». И потом продолжал эту пытку неделю. А потом стал жаловаться. Да так искренне, с такой слезой стал рассказывать, что тебе не хочется жить, что ты встретил, наконец, человека, - нет! - главного человека в своей жизни, свою половинку, ради которой ты жил до сорока лет, встретил и вот – надо уйти из жизни, покончить жизнь самоубийством! Потому что – потому что! – у тебя нет сил, ты загнан в угол проблемами с бизнесом. Так?
АНДРЕЙ. Так.
ДАРЬЯ. И ты стал обсуждать со мной, как тебе уйти из жизни: купить пистолет, выпить яду или прыгнуть с десятого этажа. Так?
АНДРЕЙ. Ну, хватит.
ДАРЬЯ. Да, дорогой. Я вот сейчас рассказываю и сама не верю, что я повторяю эти слова, а точнее – не верю, что я могла на это клюнуть и купиться на чушь, которую произносил твой поганый рот.
АНДРЕЙ. Я бы попросил …
ДАРЬЯ. Я вот тоже – попрошу: заткни своё хлебалово, а? Как я могла поверить? Как? И как я могла отдать тебе всё, как?
АНДРЕЙ. Я не просил, Дашенька.
ДАРЬЯ. Ты не просил. Нет, ты не просил! Но ты знал психологию одинокой бабы, которая тоже подумала, что, наконец-то, она нашла своего суженого-ряженого. И вот вдруг эта баба видит, что у её любимого – проблемы. А проблема в каких-то бумажках, напечатанных в Госзнаке. «Да к черту эти бумажки, - говорит она, - к черту, ради единственной и прекрасной любви!». К черту! «На, забери!» – сказала я и отдала тебе всё!
АНДРЕЙ. Повторяю: я не просил. Ты сама.
ДАРЬЯ. Вы посмотрите на него: настоящий полковник, а? Ну, как я могла, как?! Ну, он загипнотизировал меня, наверное, да? Иначе это ничем, ничем и никак не объяснить.
АНДРЕЙ. Дашенька, ты не обижайся на правду, но я её тебе скажу.
ДАРЬЯ. Правду ты мне скажешь?
АНДРЕЙ. Да. Что касаемо этого дела … Ты любила меня и потому так поступила. Всё ты правильно сделала, Дашенька моя миленькая. Ты любила. А любовь – это поступки.
ДАРЬЯ. Тварь, тварь, не разговаривай со мной статусами из «Контакта», не цитируй интернет, придурок, а?!
АНДРЕЙ. Нет, Дашенька. Это слова, которые пришли мне в голову вместе с моим житейским опытом.
ДАРЬЯ. С житейским опытом? Ну да. Я же не одна такая была, для которой ты плакал ночами и говорил, что вот – проблемы с бизнесом, помоги, потому что любовь – это поступки, да? Ну, не одна ведь, как выяснилось?
АНДРЕЙ. Нет. Не одна. Понимаешь, Дашенька, любовь способна со дна океана …
ДАРЬЯ. Да не барай мне мозги!
АНДРЕЙ. Я не бараю. Я делюсь с тобой моим житейским опытом. Пойми: «Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне …».
ДАРЬЯ. Я сказала: заткни хлебалово, ну?!
АНДРЕЙ. Нет, я договорю! «Любовью дорожить умейте! С годами дорожить вдвойне! Любовь не вздохи на скамейке! И не прогулки при луне! Все будет: слякоть и пороша. Ведь вместе надо жизнь прожить! Любовь с хорошей песней схожа, а песню не легко сложить».
МОЛЧАНИЕ.
Вот так, Дашенька.
ДАРЬЯ. Что?!
АНДРЕЙ. И еще, Дашенька, должен тебе сказать: «Любить - это значит: в глубь двора вбежать и до ночи грачьей, блестя топором, рубить дрова, силой своей играючи. Любить - это с простынь, бессонницей рваных, срываться, ревнуя к Копернику, его, a не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником...».
ДАРЬЯ. Что?!
АНДРЕЙ. «Нам любовь не рай да кущи, нам любовь гудит про то, что опять в работу пущен сердца выстывший мотор …»
МОЛЧАНИЕ.
ДАРЬЯ. Да что это такое, мне кто-то объяснит?!
АНДРЕЙ. Я ведь могу и добавить, к тому, что я сказал, следующее …
ДАРЬЯ. Ну, кто-нибудь, эй, девочки, заткните ему фонтан, а?! Слушай, ты?! Я ведь недавно узнала, что у тебя есть жена и двое детей, и мало того – у тебя есть еще одна дура, такая же, как я – в любовницах! И поразительно, что они сговорились, созвонились и обе пришли ко мне неделю назад. Вот тут они стояли! На этом самом месте, где ты сейчас стоишь. Понимаешь?
АНДРЕЙ. Я знаю.
ДАРЬЯ. Ну, вот, вот! Они стояли, их жалко было, но почему вот ты на этом самом месте стоишь и не провалишься, а?! Почему в тартарары не уйдешь, а?
АНДРЕЙ. С чего я должен уходить?
ДАРЬЯ. Девушки твои покопались в твоем телефоне и нашли друг друга. А потом и меня. Не знаю, может, и еще кого нашли бы, если бы покопались дальше. Да я уверена, что нашли бы, я не думаю, что нас только трое, нас больше …
АНДРЕЙ. Нет, вас только трое. Всего лишь.
ДАРЬЯ. Вот, они пришли и потребовали – каждая! – отдать тебя им.
АНДРЕЙ. И что ты им сказала?
ДАРЬЯ. «Берите, намазывайте на хлеб, жуйте!» – я им сказала.
АНДРЕЙ. Как грубо.
ДАРЬЯ. Слушай, ты понимаешь, что ты тварь и подонок, негодяй и аферист, ты осознаешь это или тебе кажется, что всё нормально!?
АНДРЕЙ. Мне кажется, что всё нормально. Пойми, Дашенька: всякий от своего меча и погибнет. Очень мудрая поговорка. И потом, запомни на будущее: все мужчины полигамны. (Пауза). А женщины – моногамны.
ДАРЬЯ. Что?!
АНДРЕЙ. Ты не поймешь.
ДАРЬЯ. Ну, конечно, я же дура!
АНДРЕЙ. Это ты сказала, не я. Знаете, что? Говорите, что хотите, а у меня свой путь.
ДАРЬЯ. Это что, опять статус из контакта?
АНДРЕЙ. Короче. Я извиняюсь, но мне надо идти.
ДАРЬЯ. Да кончай ты тут камасутриться! Йок уже всё, йок, понимаешь!? Ты не человек, а сундук сказок! Хватит! Ты в глаза, в глаза мне посмотри, ты можешь в глаза мне посмотреть?
АНДРЕЙ. А я и смотрю, Дашенька.
ДАРЬЯ. А я и вижу, что ты смотришь и тебе хоть бы что.
АНДРЕЙ. Ну, хватит орать. Что ты разоралась? Дом жилой, соседей сверху разбудишь! Заткнись! Помолчи! Рот будешь открывать у стоматолога!
ДАРЬЯ. Чего?
МОЛЧАНИЕ.
АНДРЕЙ. Ну, извини, ты меня рассердила. Очень рассердила. (Пауза). Дашенька, а что у тебя тут в мешках?
ДАРЬЯ. А тебе что?
АНДРЕЙ. Мне просто интересно, вот и всё, Дашенька.
МОЛЧАНИЕ.
ДАРЬЯ. Андрюшенька, дак салон мой закрывается. Выношу платья все на помойку. Мне приказано завтра съехать, потому что полгода не плачено за аренду.
АНДРЕЙ. Ну, а почему сразу на помойку? Такие красивые платья … Может быть, нужно предпринять что-то другое?
ДАРЬЯ. Если в публичном доме дела идут плохо, то не кровати переставляют, а проституток меняют.
АНДРЕЙ. Что ты говоришь?
ДАРЬЯ. Ничего. А что ты посоветуешь мне сделать, милый?
АНДРЕЙ. Ну, продать кому-то это можно, нет?
ДАРЬЯ. А кому это турецкое говно с фальшивыми бриллиантами нужно?
АНДРЕЙ. Китайское, скорее. Это, конечно, беда и для России, и для всех нас на земле. Сейчас весь мир одевается в китайское …
ДАРЬЯ. Ну, турецкое, ну, китайское – куда его девать? В церковь бедным не отнесешь, в детский дом, в тюрьму тоже не надо. Что мне – сдать в бедные семьи свадебные платья, подарить им - в качестве издевки? Чтобы они платьями этим укрывались на ночь, что ли?
АНДРЕЙ. Ну, в театр в какой-нибудь отдай или продай.
ДАРЬЯ. В какой театр?
АНДРЕЙ. Ну, отдай в какой-нибудь драматический или музыкальный театр. В любительский, может быть. Можно им просто подарить, в качестве жеста доброй воли …
ДАРЬЯ. Я ненавижу театр. И что, я еще им жизнь буду улучшать моими платьями? Пусть сдохнут, играя. Насмотрелась я на театр в жизни. А еще и не в жизни спектакли смотреть – стошнит.
МОЛЧАНИЕ.
А хочешь, могу тебе подарить пару мешков? Сколько в твою машину влезет? Ты ведь на машине?
АНДРЕЙ. Ну да, я на машине. Если ты серьезно, Дашенька, то мешка два я могу взять. Но я не обещаю, что я выручу деньги за них. Просто, в качестве подарка – я могу взять. Я даже не представляю – зачем. Но могу. Наверное, пригодятся в жизни?
ДАРЬЯ. Да, конечно, пригодятся! Возьми, ради Христа! Чтоб уж было точно, как в том анекдоте!
АНДРЕЙ. В каком это?
ДАРЬЯ. Ну, про алкаша? Не знаешь?
АНДРЕЙ. Я не любитель анекдотов.
ДАРЬЯ. А я любитель. Послушай. Поймал алкаш золотую рыбку. Первое желание у него было: «Рыбка, сделай так, чтобы речка стала водкой!». Рыбка сделала. Второе желание у него было: «Рыбка, сделай океан водкой!». Рыбка сделала, и ждет третье желание. Алкаш думал, думал, чесал репу, чесал. Ну, нет у него желания больше! Говорит: «Ну, знаешь что, золотая рыбка, ну – поставь еще бутылку водки!».
МОЛЧАНИЕ.
АНДРЕЙ. Всё? Что-то не смешно.
ДАРЬЯ. Странно. А ведь похоже на тебя.
АНДРЕЙ. Слушай, ну хватит, а? Чморит и чморит меня. Что я тебе такого сделал? Ну, раз ты это всё равно выкидываешь, тебе же тогда, означает, всё равно – на помойку выкинуть или я себе возьму пару мешочков. Ну, вынеси на помойку, а я подъеду и заберу пару мешочков. Так лучше будет? Ну, не всё ли равно? Ты сейчас на помойку понесешь? Я могу помочь. Все эти мешки выносить? Или пару мешков вынести?
ДАРЬЯ. Я сама вынесу на помойку. А ты забирай вот эти, или эти – да хоть все. Забирай уже. Все забирай.
Андрей подошел к мешкам, роется.
АНДРЕЙ. Дашенька, а тут мужского ничего нет? Тут платья, перчатки, фата … О, трусики даже кружевные есть, беленькие … Какие симпатичные. Я возьму парочку, да? Я даже и не знал, что невестам полагается особое какое-то нижнее белье … Трусики, лифчики, ты посмотри какие симпатичные… Белые, ажурные, тоже возьму … А что, и мужикам какие-то особые трусы полагаются на свадьбу? Смешно. А тут что?
ДАРЬЯ. Трусы мужские тут. С надписями.
АНДРЕЙ. С какими надписями?
ДАРЬЯ. Ну, с прикольными, юморными. Свадебные мужские трусы.
АНДРЕЙ. Не понимаю?
ДАРЬЯ. Ну, на них написано страшно смешные слова: «Верен жене», «Налево запрещено», «Интим не предлагать, есть хозяйка», «Корень жизни», «Мальчик занят», «У нашего Виталия здесь важнейшие детали», ну, и прочее…
АНДРЕЙ. Что, серьезно? Господи, сколько пошлости в русском народе появилось … Откуда это, не понимаю! Зачем это? Это где? В этом мешке?
ДАРЬЯ. В этом. Бери. Кушай, мамочка, опилки, я начальник лесопилки.
АНДРЕЙ. Можно забрать?
ДАРЬЯ. Ну, конечно, забирай. Прощальный подарок.
АНДРЕЙ. Перестань так трагично.
Андрей роется в мешках, Даша смотрит на него. Молчат.
ДАРЬЯ. Ну, а бизнес-то твой выправился или нет? А-а, я и забыла. Мне же бабы твои рассказали, что и не было никогда у тебя никакого бизнеса. Просто аферистничал и наворованное нес в семью.
АНДРЕЙ. Я ни у кого ничего не воровал, Дашенька. Я у тебя что-то украл? Ты сама всё отдала. Вот сейчас, Дашенька, вот только что, ну, посмотри правде в глаза: ты ведь отдаешь мне вот эти трусики, лифчики, мужские трусы, ты сама отдаешь, согласись? И запомни эту минуту. А то ведь потом будешь говорить, что я что-то у тебя выкрал. Ну? Дашенька, мне двух детей воспитывать надо, мне очень сложно живется.
ДАРЬЯ. А ты не пробовал поработать где-нибудь, Андрюша? Ну, куда-нибудь на какую-нибудь нормальную работу устроиться не пробовал? И просто вот так вот тупо изо дня в день вкалывать и зарабатывать деньги? Нет, не было желания такого никогда?
АНДРЕЙ. А какой смысл, Дашенька? А зачем мне? Деньги сами собой как-то появлялись всегда. Дашенька, я красивый. А это тоже товар. Я им и торгую.
ДАРЬЯ. Кто красивый?
АНДРЕЙ. Я.
ДАРЬЯ. Кто это тебе сказал?
АНДРЕЙ. Все говорят. И ты говорила.
ДАРЬЯ. Да?
АНДРЕЙ. Да. Потом, второе, я очень сексуальный. Это тоже мне все говорят, и говорили тоже раньше. Я хорош в постели. Ну, ведь так? Прости за цинизм, ты снова скажешь, что это статус «В контакте», но за всё, за всё, за всё, Дашенька, в жизни надо платить.
ДАРЬЯ. Ты прав. Ты ведь меня на десять лет моложе. А я уже – с ярмарки еду, и рада, что хоть кому-то поглянулась.
АНДРЕЙ. Ну, хватит.
ДАРЬЯ. Повелась, что сказать? Красавец, вдовец – как ты сказал. Вот я и повелась. И влюбилась. Я ведь на первой встрече с тобой заметила на руке у тебя след от обручального кольца и спросила: «Что это?». И ты сразу, как-то так сходу заплакал, у тебя слезы как фонтаном полились, просто вот брызнули. Где тебя так научили? Ты заплакал и сказал, что жена твоя умерла и что ты вдовец. В расцвете сил умерла, ты сказал. Цветок мой увял, сказал. Господи, вот ведь правду говорят, что баба любит ушами. «Цветок увял!» - что может быть пошлее и гадче? Адище, масакра просто! А я и растаяла. Ну, вот как так? Я ведь этих аферистов за километр всю жизнь чувствую, как я могла поверить?
МОЛЧАНИЕ.
Знаешь, почему поверила?
АНДРЕЙ. Дашенька, хватит. А что в этих мешках?
ДАРЬЯ. Ищи. Ройся. Что найдешь – всё твоё. Знаешь, почему поверила? Говорят, что дьявол – в деталях. Ну, вот я и увидела, что у тебя на пиджаке пуговица болтается на одной ниточке. И вот я, дура, от этой пуговицы с ума будто сошла. Подумала: бедный, какой бедный, какой несчастный, пуговку ему пришить некому! И всё, потекла, растаяла. Из-за пуговицы, это ж надо же, а?! Ну, а потом уж покатилось: столько ты мне врал, столько, а я всё верила. Сознание затуманилось просто. А еще ты любил сесть со мной на кухне, хряпнуть рюмку коньяка и сразу начинал плакать.
АНДРЕЙ. Дашенька, ну, что же делать? Я не знаю. Может, у меня какая-то болезнь?
ДАРЬЯ. Какая у тебя болезнь?
АНДРЕЙ. Ну, аллергия на коньяк.
ДАРЬЯ. Да нет. Ты просто выучил, что карта слезу любит.
АНДРЕЙ. Что касаемо этого дела … Знаешь, я с детства, как только выпью коньяк, у меня сразу слезы бегут. Ну, не с детства, а с юности, так сказать. Я даже и не знаю – отчего. От вина не плачу, от водки тоже. А вот от коньяка … Как-то так близко слезы от коньяка. Дашенька, у меня очень нелегкая жизнь. Нет, это не аллергия. Мне крайне трудно. Вот эти трусы я себе заберу, ладно? Они на мне будут очень хорошо смотреться, скажи? Я буду как этот … Ну, как его?
ДАРЬЯ. Плейбой.
АНДРЕЙ. Во-во, плебей, то есть – плейбой. Ну, как правильно? Как ты сказала?
ДАРЬЯ. Да хоть как. Плейбой, плебей – какая разница.
АНДРЕЙ. В жизни очень важно найти основу – свою половинку. Надо стремиться к тому, чтобы ее найти.
ДАРЬЯ. Да. Правильно. Вот этими статусами из «Контакта» ты меня и соблазнил. Это сейчас я вдруг вижу, как оно п о шло, а тогда я думала: какой образованный, какой умный.
АНДРЕЙ. Ну, я и вправду, достаточно образован …
ДАРЬЯ. Ну да. Три класса и школьный коридор твое образование. Ты просто дурак. Глупый дурак. Красивый, но дурак просто набитый. Альфонсяра поганая.
АНДРЕЙ. Слушай, Дашенька, ну я, правда, всё вложил в дело, всё, что ты мне дала. В смысле, деньги. Я начал новое дело. А что касаемо этого дела … Да, ты права. Я никогда не работал. Но вот решил заняться этим.
ДАРЬЯ. Чем?
АНДРЕЙ. Работой.
ДАРЬЯ. Ну, и что?
АНДРЕЙ. Ну, и вот, вложил.
ДАРЬЯ. Да? Или я глухая или лыжи не едут …
АНДРЕЙ. Я вложил всё в новое дело …
ДАРЬЯ. Экскаваторы продаешь?
АНДРЕЙ. Ну, почти. Кастрюли алюминиевые. Тут один завод в области их производит. Хорошие такие кастрюли. Там директриса … Ну, не важно. Я ведь не знал, как это делается, и потому у меня что-то немножко не получается.
ДАРЬЯ. Какие к черту кастрюли?
АНДРЕЙ. И что касаемо этого дела … Я не смогу тебе всё вернуть. Слушай, ты меня тоже пойми, войди в мое положение. У меня дети, семья, две девочки, точнее – мальчик и девочка. Их на ноги надо поднимать, у тебя детей нет и тебе не понять этого … Нет, тебе никогда не понять, что значит отцовство, материнство …
ДАРЬЯ. Дак – кто? Две девочки или мальчик и девочка?
АНДРЕЙ. Ну, какая тебе разница?
ДАРЬЯ. Ага, оговорочка. То есть, тут – две девочки, а где-то есть еще девочка и мальчик. То есть, кроме тех девочек, как твоя жена говорила, двух крошечек, где-то еще полк, отряд целый деток, ждущих от папы ням-ням.
АНДРЕЙ. Слушай, Дашенька, ну какая разница?! Девочка, мальчик. Мальчик, девочка. Ну, не имеет это значения. Пойми! Дети – цветы жизни. Дети – цветы на асфальте, понимаешь?
ДАРЬЯ. Понимаю. Да, кстати, совсем забыла. Я ведь беременна. Я не говорила тебе? Черт, выскочило из головы.
АНДРЕЙ. То есть как?
ДАРЬЯ. Ну, так. Не святым же духом.
АНДРЕЙ. Ну, знаешь, это уже слишком, и я к этому не имею отношения.
ДАРЬЯ. А кто к этому имеет отношение?
АНДРЕЙ. Ну, не знаю, с кем ты спишь или спала.
ДАРЬЯ. Да ни с кем, Андрюшенька. С кем я могла спать, кроме тебя? Я старая перхоть, кому я была нужна и кому я буду нужна?
АНДРЕЙ. Дашенька, я не знаю ничего. Я тут не при чем. Я не знаю твою другую жизнь, вообще не знаю – что ты там делаешь или делала, когда я ушел от тебя … Ну, то есть, ты слишком доступная, Дашенька.
ДАРЬЯ. Как это?
АНДРЕЙ. Ну, так это. Мы тогда, полгода назад, в баре когда познакомились, в первый вечер, в самый первый – помнишь? И ты меня сразу же утащила в постель к себе. Ты не помнишь? А я помню очень хорошо это, Дашенька дорогая.
ДАРЬЯ. Я доступная? Я доступная?
АНДРЕЙ. Доступная, Дашенька.
ДАРЬЯ. Да я тогда влюбилась в тебя, идиот, в одно мгновение влюбилась!
АНДРЕЙ. Любовь движет сердцами миллионов, но не забывай, что она может бросить тебя в любой момент в грязь.
ДАРЬЯ. Что ты молотишь, ты, мой ласковый и нежный бред?!
АНДРЕЙ. А что касаемо этого дела … Я думаю, Дашенька, тебе надо сделать аборт. Пока не поздно. Ну, Дашенька, согласись, что ты не сможешь воспитать одна достойного гражданина нашей родины России. У тебя нет к этому средств. Да и ты плохая мать будешь, я это чувствую. Ты слишком рассеяна …
ДАРЬЯ. Нет, доверчива.
АНДРЕЙ. Нет, ты рассеяна. Ты живешь мгновениями, быстро вспыхиваешь, и ты потом так же быстро гаснешь … Тебе надо сделать аборт. Мой тебе совет. Денег на эту операцию я тебе, к сожалению, дать не смогу, как ты понимаешь …
ДАРЬЯ. Понимаю. С тобой ни своровать, ни покараулить.
АНДРЕЙ. Что? Да. Вот. Так что, Дашенька, выкручивайся сама. Знаешь, что? Я вот тот костюм примерю, можно? Ты ведь и мужские костюмы будешь выкидывать на помойку? А это мой размер как раз. Я же вижу. Я примерю, да?
ДАРЬЯ. Примерь, конечно.
АНДРЕЙ. Слушай, Дашенька, я только сейчас заметил …
ДАРЬЯ. Что?
АНДРЕЙ. Ты почему так одета? Ты для чего вырядилась в свадебное платье?
МОЛЧАНИЕ.
ДАРЬЯ. Как странно: я смотрю на тебя и вдруг только через какое-то время вижу, что ты не так одет. А потом ты смотришь на меня и только через какое-то время спрашиваешь: «А почему ты так одета?». Знаешь, что это значит?
АНДРЕЙ. Что?
ДАРЬЯ. Что мы друг друга вообще не видим. А только себя видим.
АНДРЕЙ. Ну, ты без фанатизма давай. Почему ты так одета, спрашиваю?
ДАРЬЯ. Должна же я себя невестой почувствовать хоть раз в жизни.
АНДРЕЙ. Какие глупости. Театр. А говоришь – театр не любишь.
ДАРЬЯ. А вы говорите: «Мелкая речка Урал», Василий Иванович... Да. Удивительно. Я тысячи девок за эти десять лет наряжала в свадебные платья, столько их продала, этих платьев, а себе вот не удосужилась платье продать.
АНДРЕЙ. Дашенька, только не надо меня обвинять в том, что я разрушил твой бизнес. Ну, при чем тут я? Не надо, прошу, с больной головы на здоровую. Ты все полгода, что я был с тобой, каждый день жаловалась, что свадебные платья и костюмы плохо продаются. Ну, вспомни? А я слышал по телевизору, что сейчас в России стало на порядок меньше свадеб. Люди не вступают в брак. Потому что в девяностые женщины меньше рожали, да, да! Из-за кризиса. И сегодня в разы меньше людей, которые по возрасту могут считаться брачующимися.
ДАРЬЯ. Да?
АНДРЕЙ. Да, Дашенька, да! Стало гораздо меньше браков. Это научный факт. Так что не надо на меня валить всё. Я тут при чём? Надо валить на время, на страшное время, которое Россия, с помощью Господа Бога всевышнего и ангелов небесных, каким-то странным образом проскочила. Проклятые девяностые. Вот как-то просто вот что-то ее над пропастью пронесло, мою прекрасную Родину. Даже и не знаю, что. Ну, Россия всегда вставала с колен, несмотря ни на какие трудности, препятствия, препоны … Там померять можно костюм?
ДАРЬЯ. Там.
АНДРЕЙ. Может, взять вон тот в полоску лучше?
ДАРЬЯ. Бери, какой нравится.
МОЛЧАНИЕ.
Какой же ты умный, а? Но словно камень.
АНДРЕЙ. Дашенька, это неправда.
ДАРЬЯ. Тебе меня – не жалко, про ребенка ему говорю – не слышит. Мимо ушей. Ну, вот как так люди могут – вдруг будто отрубают себе что-то, все чувства, а?
АНДРЕЙ. Ну, не надо, я ничего не отрубал. Это твой, так сказать, своеобразный взгляд на меня, в тебе говорит обида. Я понимаю, но что я могу сделать со своими чувствами?
ДАРЬЯ. Тебя, гляжу, Россия беспокоит. А вот я – нет. Я перед тобой стою. Нет, не беспокоит.
АНДРЕЙ. Ну, почему ты так говоришь? Конечно, беспокоит. Но что я могу сделать? Чем я могу тебе помочь? Дашенька, прекращай. Там можно померять костюм?
ДАРЬЯ. Видать, у тебя столько баб, что тебе едва ли не каждый день говорят про детей от тебя, и ты устал слушать это, и пропускаешь мимо ушей, а главное – мимо сердца.
АНДРЕЙ. Хватит.
ДАРЬЯ. Так? Да так, конечно.
АНДРЕЙ. Дашенька, я тебя повеселю. Ты же говоришь, что ты любитель анекдотов? Ну вот, слушай. Сейчас в машине по «Камеди клаб» услышал. Я только «Камеди» слушаю, не могу новости. Там в новостях всё время: убили, застрелили, повесили или повесился. А «Камеди» смешные, с ними отвлекаешься от этой гадкой жизни … Понимаешь?
ДАРЬЯ. Ну да.
АНДРЕЙ. Ну вот. Анекдот: мужик приходит к врачу на осмотр, тот его обследует и говорит: «Поздравляю, в вас зародилась новая жизнь!». Мужик ему: «Но я мужчина, как так?!». А врач ему: «Я имею ввиду, что у вас глисты!».
Андрей долго смеется. Даша молчит.
Не смешно?
ДАРЬЯ. Жутко смешно.
АНДРЕЙ. Ну, ладно, раз ты не в настроении, я пойду – померяю костюм там …
ДАРЬЯ. Померь, померь …
Андрей снимает с манекена костюм, уходит в примерочную, закрыл шторку и кольца звякнули по железной палке. Шебуршится там за занавеской.
Манекен, с которого он снял костюм, постоял-постоял и вдруг упал.
Даша подошла, подняла его. Стоит, смотрит на манекен. Руки ему на плечи положила.
А что ты прячешься?
АНДРЕЙ. Ну, я тебя стесняюсь …
ДАРЬЯ. А-а. Ну, да.
АНДРЕЙ. Я очень стеснительный, ты разве не заметила, Дашенька?
ДАРЬЯ. Конечно, заметила. Ты боишься меня, потому что думаешь, что я увижу тебя в трусах с прикольной надписью, возбужусь, наброшусь на тебя и изнасилую. Да?
АНДРЕЙ. Ну да. Ну, как тогда, в первый раз. Дашенька, ты же меня просто изнасиловала. Ну, согласись. Ты меня просто затащила в постель и всё. Мне, по идее, надо было, так-то, утром написать в полицию заявление об изнасиловании. Ну, так-то, да, согласись?
ДАРЬЯ. Ну, так-то да.
АНДРЕЙ. Но я не написал, потому что, как я уже сказал выше, я очень стеснительный, мне было неловко об этом сообщать в правоохранительные органы. Ну, так-то – да, надо было бы.
ДАРЬЯ. Ну, так-то да. Правильно.
АНДРЕЙ. Прикольно. А тут, оказывается, подклад шелковый на пиджаке …
ДАРЬЯ. Прикольно, да.
АНДРЕЙ. А в кармане платочек, чтобы его всунуть в кармашек на груди.
ДАРЬЯ. Ну, всунь.
АНДРЕЙ. Прикольно как.
ДАРЬЯ. Прикольно, да. А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович …
АНДРЕЙ. Ну, хватит тебе …
Андрей за занавесками возится, примеряет костюм, напевает: «Милая моя, звездочка лесная …»
Дарья курит.
Вытерла слезы, затушила сигарету, встала, смотрит в окно.
ДАРЬЯ. Надо же. Я до семи лет, пока в школу не пошла, была уверена, что мы живем в Москве. Очень странно. Думала: вот это, наш город – и есть Москва, и мы живем в столице. Пришла в первый класс, а мне сказали, что мы живем совсем не в столице, а в жопе мира. И разрушили маленькой девочке все иллюзии.
АНДРЕЙ. Я не слышу.
ДАРЬЯ. Да и не надо. Я сама с собой. Как всю жизнь. Я одна. Я одна. Я всю жизнь одна. Господи, как я устала от одиночества. И за что мне это, за что? Все мои подружки замужем, у всех дети, у всех всё пучком, а я одна – как белая ворона. Масакра какая. Адище какой-то с моей жизнью. Почему я никому не нужна, почему меня никто не подберет, не заберет, не прижмет к себе, не пожалеет, не погладит, не защитит, почему?
АНДРЕЙ. Я ничего не слышу, тут плотные шторы.
ДАРЬЯ. Я не тебе, я сама с собой.
АНДРЕЙ. Сама с собой? Ну, ладно тогда.
ДАРЬЯ. Всю жизнь тяну лямку, всю жизнь бита и бита, всю жизнь каждую ночь плачу в подушку и молю Бога, чтобы кто-нибудь меня подобрал бы и прижал к себе. Неужели я такая страшная, такая глупая, такая неугодная Богу? Зачем тогда создал меня, зачем тогда я появилась на свет, сюда, зачем я мучаюсь, зачем мне жить, почему я не умерла сразу, как родилась?
АНДРЕЙ. Глянь в окно, стоит там машина моя? Я припарковался, но боюсь, что там нельзя, и приедет эвакуатор, и машину заберут. Ты ведь у окна стоишь?
ДАРЬЯ. Я у окна стою.
АНДРЕЙ. Не приехал эвакуатор?
ДАРЬЯ. Нет, не приехал.
АНДРЕЙ. Ну, я сейчас.
Даша смотрит в окно, молчит.